БЕРНТ НОРТОН, I
– Гавайи, – сказал Том. – Морская биология.
Доктор Кэлвин Линструм положил вилку и внимательно посмотрел через стол в кафетерии. Его губы чуть тронула недовольная, саркастическая улыбка человека, осознающего свое старшинство.
– Ты считаешь, что компетентен принимать подобное решение? – спросил он.
– Не надо насмешек, Кэл. Мне уже восемнадцать. И речь идет о моем будущем.
– Которое ты хочешь испортить, – добавил Кэл.
Он глянул на часы в стене. Без десяти час. Через десять минут доктор Гордон Уайт начнет подготовку к отправлению в прошлое.
Потеряв аппетит, Том оттолкнул тарелку. Каждый разговор с Кэлом заканчивался одним и тем же.
Но Том решил попробовать еще раз:
– Университет считает, что я компетентен. Вчера я получил от них факс…
– Ты говорил мне.
– Да. Но ты понял главное? Университет принимает меня с нового учебного семестра.
– Значит, через два месяца ты улетишь в Гонолулу, проболтаешься там зря четыре года, и только потом задумаешься, поступать ли в аспирантуру?
– Что в этом плохого?
– Очень многое! Образование – слишком важное дело, чтобы пустить его на самотек. Нам необходимо сесть, выработать полную программу…
– Только если этот план не будет руководством на всю мою оставшуюся жизнь, и на нем не будет стоять личная печать одобрения доктора Кэлвина Линструма…
– Так кто из нас насмешничает? Хочу напомнить, что я начал заботиться о тебе, когда тебе было тринадцать лет.
Том тяжело вздохнул и сказал:
– Кэл, ты не думай, что я не ценю того, что ты сделал для меня после смерти отца. Но почему все должно быть смоделировано и спланировано – все до мельчайшей частички? Почему моя жизнь должна идти по какой-то определенной системе?
– Система – это ключ к науке, Том.
– Но я же не научный эксперимент и не подопытное животное!
– Правильно. Ты мой брат. И я беспокоюсь о твоем будущем.
– Позволь мне самому думать о своем будущем.
– Когда у тебя будет собственный опыт, когда ты достигнешь зрелости…
Том со злостью сбросил с себя салфетку.
– Ты всегда повторяешь одни и те же фразы, не замечаешь? Да, ты старше, опытнее, да, у тебя блестящее образование. Но мне уже надоела твоя постоянная опека и критика, я устал от нее. Можно подумать, тот факт, что ты продолжаешь дело отца, дает тебе право…
– Но так и есть, – перебил его Кэл. – Думаю, что дает.
Наступило тяжкое молчание.
Том знал, что Кэл желает ему только добра, и что, кроме них двоих, в семье больше никого нет. Но Тому казалось ужасно обидным, когда на утонченном, худом лице Кэла появлялось насмешливое выражение, с намеком на старшинство.
– Почему ты так уверен, что я справлюсь с докторской работой? – резко спросил Том. – Ты ведь видел результаты тестирования моих способностей. Они не так уж высоки.
– Каждый из сыновей доктора Виктора Линструма может заниматься любой наукой, которую изберет. Одно только имя откроет все двери. Вот почему так важно все взвесить, – Кэл придвинулся ближе. Его непослушные рыжеватые волосы то и дело падали ему на лоб. – Ты спрашиваешь, почему я так уверен. А на чем основывается твоя уверенность в том, что твое призвание – морская биология?
– Мне доставляли удовольствие путешествия по морскому заливу вместе с классом…
– Летние экскурсии в средней школе? Это не доказательство, – Кэл встал. – Мы все обсудим в другой раз.
– Давай сделаем это сейчас!
– Нет, Том. Позже. Когда ты не будешь обижаться за то, что я стараюсь тебе помочь.
– Я могу прислушаться к советам, – хмуро проговорил Том. – Но не приму приказов!
Кэл собрал свою посуду на поднос и опустил в загрузочное устройство, которое сразу же проглотило все внутрь стены.
– Я доволен, что ты не задираешь нос и проявляешь исполнительность, работая в нашем отделе, – сказал он. – Мы бы не потерпели, если бы взятый на лето неопытный ассистент вдруг начал требовать, чтобы мы управляли Вратами по его указаниям или вообще перестали работать. Постарайся вести себя так же разумно и в своих личных делах.
Сказав это, Кэл вышел.
Том чуть ли не швырнул свой поднос с посудой в сборник. Дверцы из нержавеющей стали со звоном захлопнулись, как только воздух засосал вниз, в подсобные помещения, использованную посуду и столовые принадлежности.
Почему Кэл никогда не может выслушать до конца?
Бесспорно, он был знаменитым. Конечно, очень редко удается ученому в тридцать с небольшим возглавлять такое престижное учреждение, как Отдел 239-Т. Но все благодаря тому, – эта мысль назойливо преследовала Тома! – что Кэл был старшим сыном Виктора Линструма.
Не то, чтобы Кэл не владел всеми тонкостями и сложностями путешествий во времени. Он был большим специалистом в своем деле. Но высокой научной квалификации не всегда сопутствует такое же высокое мастерство в отношениях с другими людьми.
А Том был вторым сыном. И, надо признаться, не таким способным. Тому не нравилось его положение.
Без одной минуты час. Том поспешил к двери и через окошко показал охране свое удостоверение. Дверь открылась. Том прошел по глухому бетонному коридору и приблизился к дежурному солдату у массивной металлической двери серого цвета. Часовой был в белой каске, а на боку у него висела кобура с оружием, заряженным нервопарализующими пулями. Табличка на двери гласила: «ВХОД РАЗРЕШЕН ТОЛЬКО СЛУЖЕБНОМУ ПЕРСОНАЛУ».