Рай и ад. Книга четвертая. Рассказы перенесших клиническую смерть - [66]

Это для нее было очень тяжелое время. Но для меня она — это подарок. Я просто всегда говорю, что, если мы туда придем и Бог будет давать награды, я свою награду отдам ей. Она это заслужила! Она перенесла очень много.

Потом, когда мне было уже легче, она выходила в поселок, бродила по улицам, поднимала глаза к небу и говорила: «Господи, почему это должно было произойти именно с нами?» Но тогда не было ответа.

Две недели шла борьба за мою жизнь. Столько я пролежал в реанимации. Я то приходил в себя, то опять терял сознание. К концу второй недели мое состояние нормализовалось, я уже был в сознании, и меня перевели в обычную палату. Там я лежал еще месяц. Больше уже, наверное, из-за моей сломанной ноги, я на вытяжке лежал.

И потом, когда кости встали на место, меня заковали в гипс и отпустили домой.

И слово Божие, что я еще нужен на этой Земле, настолько мне запомнилось, что оно живо во мне по сегодняшний день. Прошло уже столько лет!

Когда меня привезли домой, я еще месяц в гипсе лежал дома. И через четыре месяца после той аварии, это было 1 июня, я собственными ногами пришел опять в свою церковь, и снова заступил на служение.

Что об этом говорили врачи? Врачи в это просто не могли поверить. Они приезжали посмотреть, реально ли это. Для них мой случай был просто из ряда вон выходящий.

Через год у меня были осложнения, и меня отправили в Санкт-Петербург. Конечно, это чудо, что я туда попал. Я лежал в правительственной больнице России. Это такая больница, куда простой человек не попадет. Но мои друзья из Америки ходатайствовали об этом перед врачами этой клиники. Потому что они были знакомы. Они туда гуманитарную помощь доставляли и были знакомы с этими врачами.

И когда они узнали об этом, то ходатайствовали, чтобы меня там приняли. И они заплатили за это (чтобы меня там приняли). И я лежал в этой больнице. Она под охраной и туда простой человек даже не зайдет.

Врач, который меня там принимал, когда-то в своей жизни оперировал Брежнева. И вы можете представить, что это за врачи. То есть, это не простые врачи, а лучшие врачи бывшего Советского Союза. Я не знаю, жив ли он сегодня. Он уже тогда был старым. Но я зашел к нему в приемный покой и положил на стол историю болезни.

Мы с ним сидели друг напротив друга через стол, и он просто читал эти бумаги. Когда он прочитал эти бумаги, он их положил на стол, посмотрел так на меня, и говорит: «знаете, если все, что здесь написано, это вы, то благодарите Бога, что вы живы. А еще и здоровым хотите быть».

Он говорит: «знаете, если бы я вас не видел, то, прочитав эти бумаги, я бы сразу сказал, что этого человека больше нет в живых. Вы понимаете, что с этим люди не живут? А вы еще и здоровым хотите быть!». Но это были Пути Божии, что я оказался именно в той больнице.

И в 2001 году мы приехали в Германию, там меня обследовали больше года. Так долго, потому что они не могли понять. Например, мне просвечивали все внутренности. И сразу в двух-трех местах, независимо друг от друга. Потому что никто не мог понять, как я живу. Они этого не могут понять до сих пор.

Два раза они собирали консилиум высших врачей. И когда собрали второй консилиум, где было восемь профессоров (и это уже не русских, а западных профессоров), тот, который вел эту беседу, говорит мне: «вы знаете, мы убираем руки от вас. Дальше мы не будем вас обследовать, потому что, если мы будем дальше продолжать это, нам придется дать заключение, что это вы.

У вас до сих пор всех этих органов нет, и мы не знаем, как вы живете. До тех пор, пока вы будете своими ногами ходить по этой Земле, для нас это останется чудом!»

Как он питается. Мне уже нужно быть осторожным. Они сделали мне форму желудка как-то из двенадцатиперстной кишки, и я могу кушать. Но это не работает так, как нормальный желудок. Но, Слава Богу, я живу.

Мы сейчас очень много ездим и часто я бываю в Швейцарии. Там, потому что я говорю по-немецки, а сейчас уже и проповедую по-немецки. Но мое свидетельство — это просто благословение такое!

Мы приехали в одно католическое село высоко в горах, стопроцентное католическое село. Там мы хотели провести встречу с жителями этого села. Мы зашли в католическую церковь и разговариваем со священником о том, что мы хотели бы. Объяснили ему все, рассказали.

Он говорит:

— Слушайте, неплохое дело!

Мы говорим:

— Но нам нужен зал.

Он говорит:

— Вы можете и в церкви у меня собраться. Давайте ваши пригласительные, я их сам разнесу.

И он сам разнес их по поселку. То есть, это был совсем иной эффект. Если бы мы разнесли, было бы одно, а так он их разнес. И после того, как он их разнес, собрались люди. И сам тот священник пришел на это служение.

Я рассказал свое свидетельство. В конце я пригласил людей и сказал, что кто хотел бы покаяться, помолиться, пусть выйдут вперед. И этот католический священник первым вышел вперед. А за ним вышло еще сорок человек.

И он встал на колени и повторял молитву покаяния за мной вместе со своей паствой. И я вместе с ними плакал просто.

И после молитвы покаяния мы благословили их всех. Когда он уже поднялся, я их всех поздравлял, и он меня обнял. У него текли слезы по щекам, и он говорит: