Рай и ад. Книга четвертая. Рассказы перенесших клиническую смерть - [34]

Сосед снова побежал, вторично. И когда он прибежал оттуда, то говорит:

— Они не приедут!

Я говорю:

— А почему?

Он говорит:

— Я им сказал: «что же вы не торопитесь, он уже холодный?!» А они говорят: «вызывайте труповозку. Что вы сюда звоните?»

И тогда я была просто в такой безысходности, мною просто ужас овладел. Мы жили в тяжелейших условиях. Мы тогда были беженцами. Нам пришлось бежать от войны, которая произошла в Киргизии в девяностые годы. И мы жили в этой коммунальной комнате, которая была служебным помещением. И меня сократили на работе, я уже не работала в то время, у нас была тяжелая материальная ситуация.

И когда я поняла, что все, он умер, я не знала, что делать. У меня внутри появился вопрос: «я даже родителям дать телеграмму не смогу, потому что у нас нет денег?»

Вдруг я услышала голос внутри, я даже до сих пор не знаю, что это за голос. «Ничего, соседи помогут на телеграмму». Я думаю: «а хоронить? Как я буду хоронить? У меня нету денег!» И вдруг я опять услышала этот голос, который сказал: «ничего, организация похоронит».

А муж работал на пилораме, тогда действительно они делали гробы кому-то. Тогда много умирало людей.

И подумала: «а как же мы будем жить? Я не работаю, двое детей, которые учатся». И вдруг я опять услышала этот голос. Он сказал: «ничего, родственники помогут».

И когда у меня появился самый страшный вопрос: «если он умрет, нас сейчас выкинут из этой комнаты, потому что помещение служебное!», я стала снова слушать тот внутренний голос. Но его не было. Я снова подумала: «ну нас же отсюда выгонят?!», но ответа не было.

У меня была такая истерика. И вдруг я вспомнила, когда мои родители за четыре года до этого пришли в церковь, и все время нас уговаривали, чтобы мы начали тоже ходить в церковь. Мама говорила:

— Дети, покайтесь!

А я отвечала:

— Мама, не уговаривай! У нас и без этого проблем много, а ты еще вот этой ерундой нам голову забиваешь! Вот перед смертью и покаемся.

Чтобы было понятно. Мои родители жили в Сочи, и мы каждый год ездили проведать их. У нас небольшой отпуск был, мы ездили туда. И они говорили: «дети, начните ходить в церковь!» Но мы не хотели их слушать, потому что у нас было действительно много проблем.

… И вот в этот момент я вспомнила, как мама сказала: «дети, Бог Живой! Обращайтесь к Нему в тяжелое время! Иисус Христос Живой! Обратитесь к Нему!»

Я это вспомнила. И это было уже криком отчаяния. Я подняла голову, подняла руки, и стала кричать? «Бог, если Ты Живой, если Ты действительно есть, помоги мне! Верни мне его! Верни! Верни!..» Я кричала просто в истерике: «верни мне его! Верни! Верни!»

И вдруг Алик дернулся. Я просто не поверила своим глазам. Я просто в безумии подняла голову на соседей, и говорю:

— Он живой?!

А вот эта медсестра, она говорит:

— Нет, это посмертная судорога.

Но он вдруг закрыл глаза. Я говорю:

— Он живой! Он живой!

Я просто легла на его грудь и стала слушать. Вот тот, кто хоть когда-то ложился на грудь покойнику, только тот может меня понять, какая это была твердая, холодная грудь, — грудь неживого человека. Я легла ухом к сердцу. И было тихо. И вдруг, посреди тишины, вот такой звук: дык! Я думаю: «что это было?», и снова слушаю. Через длительное время опять: дык! И так несколько раз. Я говорю:

— Он живой!

Потому что через длительные промежутки его сердце начало сокращаться. Я кричу:

— Берите его! Несите домой скорее!

Двое мужчин взяли его: один «под мышки», другой за щиколотки ног, подняли его. И он был прямой, он уже застыл. И его таким вот образом принесли в комнату и положили на диван. Он был без сознания, как живой труп, у которого с длинными промежутками работало сердце.

И только на третий день он начал потихоньку-потихоньку шевелиться. И я понимала, что он скоро придет в себя. Я сказала детям:

— Дети, когда папа очнется, не говорите, что он умер и ожил. Не говорите, а то еще крыша поедет. Скажем, что он потерял сознание.

А дочь, Ольга, говорит:

— Ага, на три дня сознание потерял?

Я говорю:

— А откуда он знает, три дня прошло или одна минута? Ведь когда человек теряет сознание, он не знает, сколько прошло времени.

И тут вдруг слышу, он говорит:

— Света, я все видел!

Вот он сразу заговорил. Мы поворачиваемся к нему, и я как к больному к нему, потому что слышала, что если человек больше семи минут находится в клинической смерти, то у него атрофируется мозг от недостатка кислорода, или он становится невменяемым уже.

И я как к больному подошла к нему и говорю:

— Что ты видел?

Как с ребенком стала разговаривать с ним».

Алик: «На самом деле, когда я потерял сознание, душа вылетела из тела. Я не понимал, что происходит, но я был под потолком и видел всю эту картину сверху. Это произошло мгновенно. Я видел, как меня вытаскивали из туалета, сажали, обратно клали. Я видел, что она меня целовала. Какие-то манипуляции со мной производили, обнимали меня, в общем, что-то со мною делали.

И потом, когда супруга начала делать какие-то возгласы, я понял, что со мною произошло что-то необратимое. Но то, что я умер, я не понял. И в этот момент я в одну секунду оказался у своего тогдашнего шефа дома. У начальника той организации, где я работал. Это произошло в долю секунды.