Равноденствие - [16]

– Вирке!

Солнце мазнуло по волосам, обозначая верх.

– Вирке!

Кто-то словно выхватил из омута за шиворот и с силой дёрнул, вытаскивая из засасывающей темноты.

– Вирке!

Брат начал нагонять, и почти сразу стал различим стук копыт.

Невидимая золотая нить натянулась вновь, не давая захлебнуться, забыться. Она тянула, держала, дарила свет.

– Вирке!

Белен скакал рядом, изо всех сил подхлёстывая измученную Вороную.

Протянул руку, пытаясь ухватиться за капсюля⁷, но пальцы соскользнули с мокрого ремня. Ещё одна попытка. И ещё.

Лошадь гнала.

– Хватайся!

Он вцепился в дрожащее от напряжения плечо, но отпустить потную воняющую шею оказалось выше моих сил.

– Вирке, гоблин тебя раздери!

Я посмотрела туда, где мелькали копыта, и вновь зажмурилась. Нет уж! Лучше умру так. Хоть без мучений.

Не знаю, что он делал. Не знаю, как извернулся, как удержался в седле, как вообще меня догнал. Но мои руки оказались слишком слабы по сравнению с руками воина. Он схватил меня за талию, рванул, выдёргивая из седла и завернул Вороную за миг до того, как Тварь (вот уж правда тварь!) сиганула в овраг и нырнула в мокрый пух тумана. Туман сыто чавкнул, а мы, непонятно как державшиеся до сих пор, кубарем скатились со спины напуганной клячи.

Снова верх и низ поменялись местами. Что-то царапало спину, что-то в кровь разодрало локти и колени. Юбка задралась выше некуда, ногами я обхватила твёрдые мужские бёдра, и катилась, не понимая, как остановиться.

Золотые искры рассыпались во все стороны, бренчали, прячась в траве, путались и сливались в единые сети, пытающиеся ухватить, задержать и помочь выжить.

Я пришла в себя в его объятиях. Таких крепких, что, казалось, скорее мир распадётся на части, чем он меня отпустит. Да и сама сжимала коленями захваченную ногу брата. Лицо Белена замерло непозволительно близко от моего. Он запустил пальцы в мои растрепавшиеся, как вороньи перья, волосы, совсем немного сжал, словно боялся, что я ненастоящая, и прижался губами к моему лбу.

– Жива, – прошептал он, то ли спрашивая, то ли воздавая молитву.

– Пока да. Но если домой придётся идти пешком, точно сдохну, – мрачно нахамила я, не пытаясь отодвинуться.

Глава 4. Больше не сестра

Что может быть хуже, чем хорошенько шлёпнуться на землю с бегущей полным ходом лошади, исцарапать все обнажённые и некоторые прикрытые части тела, и порвать или, скорее, превратить в лохмотья любимое платье?

Ну разумеется! После всего пережитого пришлось добираться до замка пешком: кобылицы убежали без оглядки. С большим, кстати, трудом представляя, в какой стороне этот самый замок находится. Благо, сапоги для верховой езды достаточно высоки, чтобы защитить ноги при падении, и достаточно удобны, чтобы устроить в них длительный променад. Зато неимоверно жаркие, так что, лучше бы я поехала хоть в атласных бальных туфельках, а не в этом орудии пыток.

Белен, к счастью, ни разу не заикнулся о том, кто виноват в пешей прогулке. Подставлял плечо, помогал перебираться через ямы и кочки, хоть и не меньше моего страдальчески морщился. Когда зенитное жестокое солнце начало припекать особенно сильно, он сдался и снял редингот⁸, оставшись в одной рубахе.

– Это ещё что? – я беспечно схватилась за край и задрала её. Половину спины брата украшал здоровенный, налитый пунцовой краской синяк. И он ещё переносил меня через болотце у оврага, когда я заявила, что не стану мочить ноги! – Немедленно раздевайся!

– Так сразу? – Белен потянулся вернуть одежду на место. – Даже не надейся! Я требую серьёзных отношений!

– Снимай рубашку, олух! Тебя нужно вылечить, или дома все решат, что я пыталась тебя убить!

– А ты разве не? – поднял брови брат.

Пожалуй, это и правда неплохая мысль.

– Ещё слово и я задумаюсь над тем, что добить тебя проще, чем спасти.

– Я в порядке. Предпочитаю не лезть в эти ваши магические штуки. Крепкий сон и хорошее вино – лучшее лекарство.

– Если немедленно не замолчишь, не доживёшь ни до первого, ни до второго.

Я с трудом поймала непрестанно вертящегося и сопротивляющегося больного. Да уж, раздевать мужчин силой мне ещё не приходилось. Схватилась за сорочку и потянула вверх; Белен сопротивлялся, отворачивался и отмахивался. Пришлось хорошенько тыкнуть его кулаком в травмированный бок, чтобы доказать, что без помощи ему не обойтись.

– Всё, убедила, – прохрипел страдалец, сгибаясь пополам и неловко усаживаясь на землю. Поднял руки – справляйся, дескать, сама.

Предательские негнущиеся пальцы всё время пытались вместо завязок отправиться исследовать то, что под ними спрятано. Я дулась, пыхтела, надувала губы, не решаясь посмотреть чуть выше – туда, где наверняка блуждала снисходительная ухмылка. Тем более, я не смотрела в глаза Белену. А ведь тогда знала бы, что помимо довольно изогнутых губ, то и дело изрекающих едкие замечания по поводу моей сноровки в вопросе раздевания мужчин, лицо не покидала морщинка между бровями. Сегодня особенно глубокая.

– Нет, так может продолжаться бесконечно, – брат ловко распустил ворот и одним движением избавился от одежды.

– А сразу так – руки бы отсохли? – нахлобучить бы эту вонючую тряпку ему на голову. Я не отказала себе в удовольствии.