Равнинный рейд - [3]

Парень довольно засмеялся.

— Вот и мы тоже слыхали, — покачал он головой и снова поглядел на мастера.

— Еще бы! — внезапно распалился старик. — Другого такого и не сыщешь!

— Он был, говорят, околийским[2] начальником?

— Был, да не в наших краях… С женой начальника, сказывают, спутался, вот его и разжаловали…

— Он, вроде, агроном?

— Агроном, — кивнул старик. — Но в поле выходит только на охоту — с бабами баловаться…

Партизан снова усмехнулся и посмотрел в окно… Сумерки сгустились, но на дворе было еще отлично видно. Только небо на западе позеленело, да старые деревья на холме сделались совсем черными. Партизаны, что еще совсем недавно деловито сновали по саду, теперь попрятались, и тропинка выглядела безлюдной. Уставясь пустым взглядом вдаль, парень в ботинках, казалось, никого не видел — он только прерывисто вздохнул, и в это мгновение старый мастер по каким-то еле уловимым признакам понял: человек этот не только ученый, но и умный. И даже малость страшный… Не разберешь, как далеко он видит и как далеко летят его мысли. А на вид совсем обыкновенный — маленький, в жеваной одежде… Но как быстро вылетел командир, стоило маленькому шепнуть два слова… Сыровар глубоко вздохнул и опасливо покосился на полуоткрытую дверь. В зеленой полосе неба над горизонтом горела вечерняя звезда. Но мастеру было не до звезд. Он прислушался. Ничего. Спокойно. И вдруг тишину наступающей ночи рассек пронзительный крик совы. Партизан чуть заметно вздрогнул.

— Идут! — прошептал он.

На тропинке показался парень в белых царвулях из свиной кожи и винтовкой под мышкой. Подойдя, он весело крикнул:

— Попался, товарищ комиссар! Ведут!..

Спустя немного времени к дому подвели пойманного старосту. Он был в одной рубашке с оторванными пуговицами и разодранным рукавом, с брови стекала струйка крови. Дыша тяжело, как человек, долго боровшийся или бежавший, староста нервно покусывал губы. Сзади, в нескольких шагах от него, шел командир, небрежно сунув под мышку белый пиджак старосты.

* * *

Помимо всего прочего, за что староста должен был держать ответ, он еще оказал сопротивление при аресте. Один из молодых партизан, усевшись на низенький треногий стульчик, то и дело ощупывал пальцем вздувшуюся верхнюю губу и мрачно поглядывал на арестованного. После первого взрыва возмущения сельский начальник попритих, и нахальный огонек в его глазах, известный каждому на селе, потускнел и угас. Он сидел на скамейке у стены, сгорбив плотные, широкие плечи, и глаза его, ни на чем не останавливаясь, затравленно бегали по сторонам. Командир холодно и испытующе продолжал наблюдать за ним. «Такой, — подумалось ему, — ко всему глух и слеп и дрожит только, как бы с его милостью ничего не приключилось». Красное, откормленное лицо старосты нервно вздрагивало, время от времени он проводил кончиком языка по засохшим губам.

Подойдя поближе к двери и наклонившись над бумагами, комиссар что-то искал в слабом сумеречном свете. Старик встал и, хлопая по карманам, принялся искать спички. Стекло у керосиновой лампы было совершенно черным от копоти, и он ловко протер его клочком мятой газеты. Желтый, тускло мерцающий свет озарил лица присутствующих, но за чанами и в углах сыроварни стало еще темней. Командир передвинул лампу, и его огромная, резкая тень выросла на стене. Партизаны, усевшись где попало и опираясь на свои винтовки, с мрачным любопытством поглядывали на старосту. Нет, не с одним только любопытством, смутно почувствовал сыровар, но и еще с чем-то таким, что заставило его вздрогнуть. Комиссар наконец нашел то, что искал и, не оборачиваясь к старосте, спросил:

— Как тебя зовут?

— Ангел Петров, — ни на секунду не задумываясь, тут же выпалил староста.

— Асенов зовут вас, господин староста, Асенов… — сверкнул глазами комиссар. — Ангел Петров Асенов.

Тон его не оставлял сомнений. Круглое юношеское лицо враз утратило выражение доброты и стало жестким и властным. Поднеся к лампе свой листок, он еще раз пробежал его глазами.

— Тебе, Асенов, — твердо произнес он, — вынесен смертный приговор.

— Мне?! — в растерянности вскочил с места староста. — Мне смертный приговор?!.

Комиссар нахмурился еще больше. Партизаны молчали. Набравшись храбрости, староста выкрикнул:

— Какой такой приговор?! Кто меня судил?!

— Приговор вынесен партизанским отрядом! — прервал его комиссар.

— Каким отрядом? Ничего не знаю… Я такими вещами не занимаюсь… Я староста… Об отряде не слыхал…

— Слыхал, сукин сын! — с нескрываемой ненавистью бросил ему в лицо один из партизан.

Комиссар сделал знак молчать.

— Нечего время тянуть с ним попусту! — строго сказал он и повернулся к старосте: — Слушай, что здесь написано: «За издевательства над мирным населением…»

— Неправда! — выкрикнул по-бабьи староста. Потом откашлялся и сипло повторил: — Неправда! С какой стати?

— Не перебивай! — взорвался комиссар. — Слушай! «…и за сотрудничество с полицией, вследствие чего было арестовано шестнадцать молодых патриотов Белосела, а двое из них после зверских пыток были убиты без суда в околийском управлении…»

— Неправда! — снова закричал староста, но уже не так уверенно.