Равнинный рейд - [21]

— Но, господин поручик…

— Есть убитые?

— Вроде нет, господин поручик, — пробормотал испуганный жандарм и отступил назад.

Не удостоив подчиненного взглядом, Черкезов побежал вперед. Жандарм обманул его — был убитый, один единственный, и никаких раненых, несмотря на отчаянную стрельбу. Поручик склонился над убитым и направил ему в лицо бледный луч электрического фонарика. Это был фельдфебель Панаретов, громадный детина с румянцем во всю щеку и тяжелыми, сильными кулаками, которые сейчас безжизненно лежали на взрытой гранатою земле. Пуля попала ему в горло и засела, должно быть, в позвоночнике, так как крови не было видно. Рука поручика Черкезова не дрогнула, светлое электрическое пятно неподвижно замерло на лице убитого, Много трупов за последние годы видел поручик, много страшных ран, но все еще не насытился видом крови. Вот и сейчас он долго бы еще смотрел на распростертое мертвое тело, если бы перед ним не вырос капитан Мирковский — злой, как черт, возбужденный перестрелкой, все еще с шумом сражения в ушах. В потемках послышался звук пощечины, громкая ругань, а затем капитан подошел к трупу фельдфебеля.

— Только этот, слава богу?

Поручик Черкезов не ответил. Его желтый от курения палец нащупал кнопку, и фонарик погас. Ночь, казалось, стала еще чернее. Из непроглядной густой тьмы послышался расстроенный голос капитана:

— Вот это влипли! Нечего сказать! Сраму теперь не оберешься!

— Ничего удивительного нет, — отозвался холодно поручик. — Я тебе сто раз повторил пароли, да ты разве станешь слушать?

Капитан захлебнулся злобой. С тех пор как они работали вместе, поручик все время норовил свалить на его плечи ответственность за неудачи.

— Ну и сволочь же ты, Черкезов! Почище Киселова! — прошипел он. — Да ты знаешь, что твои кретины первыми открыли огонь, не спрашивая ни паролей, ничего! От тебя они что ли заразились этим заячьим страхом?

Будь светлее, Мирковский увидал бы, как желтое, бескровное лицо поручика внезапно побагровело. Хуже слова, обиднее, страшнее трудно было и придумать! У поручика перехватило горло, все перед ним поплыло. Значит, это известно! Значит, все же известно то, что он так старательно скрывал! Заячий страх! Ему хотелось выкрикнуть что-нибудь хлесткое, оскорбительное, но слова застревали в горле, обмякший язык не слушался. Наконец, он выдавил из себя:

— Опрос покажет, кто стрелял первый…

— Иди ты с этим опросом знаешь куда? — грубо бросил Мирковский.

Наступило враждебное молчание — долгое, напряженное. Мирковский сунул в зубы сигарету, чиркнул в темноте спичкой. Слабое пламя озарило его лицо и погасло — во тьме светился только красноватый огонек. По тому, как он то и дело разгорался, чувствовалось: капитан жадно и глубоко затягивается. Поручик, не сводя глаз с огонька, пытался собраться с мыслями. Вдруг, спохватившись о чем-то, он нажал кнопку электрического фонарика и направил светлый кружок на запястье убитого фельдфебеля. Ясное дело — нет! Кровь снова хлынула ему в лицо. У Панаретова был отличный хронометр со светящимся циферблатом — во время частых ночных операций он оказывал им большую помощь. И вот часы эти уже исчезли, а Черкезов прекрасно помнил: нынче ночью он раза два спрашивал, который час.

— Кто спер часы?! — завопил он в ярости.

Жандармы испуганно молчали.

— Кто взял хронометр, я вас спрашиваю?!

Никто не ответил: жандармы не смели поднять на поручика глаза. Только на лице капитана Мирковского появилась язвительная улыбочка. Он с нескрываемым интересом ждал, чем кончится все это.

— Свиньи! — рявкнул взбесившийся поручик. — Прохвосты! Кто украл часы?!

— Может, обыщем, господин поручик? — несмело предложил унтер-офицер Кынчев.

— Обыскивай! И не медля!

Унтер-офицер выстроил взвод. Пока жандармы, толкаясь локтями, переминались с ноги на ногу в строю, один из них удивленно свистнул:

— Поглядите, господин поручик. Вон их куда забросили!..

— Принести! — передернулся поручик.

Да, хронометр фельдфебеля. Ремешок у часов хороший — нечего и думать, чтоб фельдфебель мог потерять их в схватке. Не иначе, как кто-нибудь украл, а теперь, желая отделаться, бросил с перепугу на землю. Поручик подозрительно взглянул на жандарма, который подал ему часы, и спросил хрипловатым голосом:

— Ты их туда забросил?

— Что вы, господин поручик! — воскликнул парень.

Черкезов замахнулся изо всех сил и ударил кулаком солдата. Удар пришелся ему по шее — жандарм пошатнулся, но все же устоял. Взбешенный поручик снова замахнулся, но солдат уклонился в сторону. Тогда Черкезов, вне себя от ярости, стал как попало пинать его ногами перед строем ошалевших жандармов, которые, когда он приближался к ним, непроизвольно отстранялись. Удары сыпались один за другим, и после каждого Черкезов чувствовал, как тает его обида, гнев, как в соприкосновении с обмякшим телом испаряется заряд тех чувств, что душили ему грудь. Наконец, капитан Мирковский, с удовольствием наблюдавший сцену, тронул поручика за плечо.

— Слушай, Черкезов, брось ты это! — сказал он, сам успокоенный зрелищем. — Завтра ими займешься!

Поручик взглянул на него невидящими глазами.

— Я говорю, брось! — повторил капитан. — Надо подумать, что делать с партизанами. Мы столкнулись, а их нет и нет. Как сквозь землю провалились…