Раубриттер (IV.II - Animo) - [82]

— «Альба Фратрум», — Виконт Кархародон с трудом держался на ногах, не обращая внимания на изломанную окровавленную культу, торчащую из его плеча, — Это на латыни. «Белое Братство».

Бражник пожал своими кривыми скособоченными плечами.

— Мож и так. Вам оно виднее. Я-то сам с этими господами не работал, только слышал всякое.

Бальдульф нахмурился.

— Это святоши?

— Никак нет. Это светский орден, мирской, значит. Деликатные господа, берутся не за всякое дело, а если берутся, то плату требуют только венецианскими цехинами, такое уж у них условие. Тела у них перестроены по высшему разряду, легкие как перышко, а рубятся ну словно черти. Кабы не мессир рыцарь, от вас бы, пожалуй, одно кровавое тряпье и осталось. И от меня со всей собачьей артиллерией…

— Белое Братство, — Блудница кивнула, что-то припоминая, — Да, мне тоже приходилось о них слышать. Не солдаты, скорее тайные агенты — курьеры, телохранители, соглядатаи. Говорят, их услуги стоят столь дорого, что только герцогам по силам их нанимать.

— Дороже, чем поезд, налитый кровью, как насосавшийся комар? — ехидно осведомился Ржавый Паяц, — Как по мне, от этого дела пахнет сеньорскими интригами, и посильнее, чем от дохлого осла на рыночной площади. Ясное дело. Какой-то высокородный ублюдок выжал досуха пару тысяч своих подданых, чтоб заработать себе пару вагонов золота. И отправил по-тихому через глухой лес, приставив охрану из этих белых ублюдков. Вот и…

Единственным, кто его не слушал, был Олеандр Бесконечный. Неестественно спокойный, вечно сосредоточенный, неизменно молчаливый, он стоял в стороне, утратив интерес к истекающему кровью вагону, и крутил что-то в своих длинных ловких пальцах, пристально рассматривая. Гримберт не сразу понял, что это — какой-то увесистый ком из оплавленного металла, но рутьер разглядывал его так пристально, точно тот был сложным и дорогим украшением.

«Что это?» — вдруг спросил Аривальд. Внезапно, как всегда спрашивал в последнее время.

Гримберт хотел было досадливо шикнуть на него, заставив убраться обратно в чертоги воображения, но сдержался. И даже заставил «Убийцу» увеличить изображение в визоре, сфокусировав камеры.

Не просто ком стали, понял он через несколько секунд, какой-то хитрой формы и оттенка.

Печать. Та самая печать, которую Олеандр снес с опломбированного замка, отпирая вагон. Понятно, почему она привлекла внимание рутьера — металл был тускло-серебристым, причудливо блестящим на изломах.

Но это было не серебро.

Гримберт ощутил, как ожесточенно стучащее под ребрами сердце замедляет свой бег.

Ему не требовалось большое увеличение, чтоб разглядеть детали печати. Он и без того знал их в совершенстве, весь образованный ими сложный узор из едва видимых травленых линий. Потому что часто украдкой рассматривал, пробравшись в отцовский кабинет.

Телец, вставший на задние ноги, окруженный сложной вязью из математических символов и хитро устроенных крестов. Печать была изготовлена не из серебра и не из стали, а из сложного сплава различных элементов, состав которого охранялся не менее тщательно, чем казна Туринской марки. Металлический ком, который вертел в своих руках Олеандр, имел уникальный изотопный состав, а кроме того — еще две или три степени хитроумной защиты, замаскированных на высочайшем уровне.

Все эти меры предосторожности служили одной-единственной цели. Подтвердить всякому сомневающемуся лицу, что человеком, запечатавшим замок, был не какой-нибудь самозванец, а маркграф Туринский собственной персоной.

* * *

Сердце сделало пару тяжелых затухающих ударов.

Кажется, мироздание избавило его от неприятной работы. Не придется докладывать отцу о страшной находке, сделанной в Сальбертранском лесу. Отец и так знает о ней. Это он отправил караван с его страшным грузом в путь. Это он собственноручной опечатал драгоценные вагоны. Тысячи литров свежей крови, слитой на сангвинарных фабриках. Крови, рожденной в Туринской марке, как рождены виноградные лозы, только куда более густой, чем сок их плодов.

Отец знал.

Сердце неуверенно заколыхалось в груди, точно вялая амеба, пытающаяся найти более подходящую форму.

Отец не случайно лишил своего внимания Сальбертранский лес. Не потому, что не заботился о землях предков. Не потому, что экономил на его охране. Он просто не хотел, чтобы кто-то из его собственный егерей или рыцарей наткнулся на этот страшный груз, направленный тайными дорогами через глухие места. Не знал же он, в самом деле, что его беспутный отпрыск-сорвиголова в компании со своим оруженосцем, таким же пустоголовым мальчишкой, отправится в Сальбертранский лес, чтобы вершить рыцарские подвиги…

Караван, охраняемый молчаливыми Ангелами из Белого Братства, двигался из Турина на север. На север, в…

«В Женеву, — спокойно произнес Аривальд, забрезжив искрой в темном уголке его сознания, похожего на душный сырой подвал, — Этой кровью твой отец выплачивал свой долг графу Лауберу».

Нет.

Нелепица.

Совершенно бессмысленно.

Черт, до чего же медленно бьется сердце, как бы вовсе не остановилось…

Отец — свет туринского рыцарства, гордость бесчисленного множества венценосных предков, маркграфов Туринских, защитник Востока, бесстрашный владетель и сподвижник христианской веры. Рыцарь никогда не станет платить долг кровью. Своей — может быть, но не своих подданных. Это противоречит рыцарским добродетелям и обетам, это отвратительно и противоестественно, это…