Раубриттер (IV.II - Animo) - [83]

Воображаемый Аривальд, удобно устроившийся в бронекапсуле, махнул рукой в сторону замершего каравана. Крови из его вагонов натекло уже столько, что растерянно бродящие вокруг рутьеры с трудом вытягивали сапоги.

«Может, не самый плохой подвиг для первого раза, а, Грим? — спросил он тихо, — Уж точно лучше, чем подвиг мессира Брауштейна, съевшего сорок жареных уток за раз. Но, наверно, в церковный информаторий такие не вписывают…»

Сердце билось оглушительно быстро, однако — забавное дело — кардио-датчики «Убийцы», отслеживающие его сердечный ритм, уверяли, что оно делает не больше семидесяти ударов в минуту. А ведь сердце ухало так громко и быстро, что потряхивало все тело.

— Чувствуете? — Бальдульф вдруг резко поднял руку.

Он был единственным из рутьеров, не погрузившимся в тягостную задумчивость. И сейчас вдруг напрягся, вслушиваясь во что-то.

Во что? Гримберт обвел распростертые изрубленные тела взглядом, силясь разглядеть движение. Быть может, кто-то из Белого Братства уцелел? Даже если так, едва ли он представляет опасность, но…

— Как будто гул какой-то… — неуверенно заметил Бражник, наблюдая за тем, как по поверхности заполненного до краев ведерка в его руке бегут едва заметные круги, — На подземную дрожь похоже. В наших краях говорят, так земля волнуется, ежли, значит, отцеубийцу без молитвы захоронить. Один епископ даже говорил…

— Идиоты.

Ржавый Паяц развернулся на своих изъеденных некрозом и ржавчиной ногах. Похожий на полуистлевшую куклу, обожженный жаром схватки, сейчас он смотрел на своих уцелевших Гиен с презрением.

— Вы что, еще не сообразили?

Орлеанская Блудница вздернула бровь.

— Что мы должны были сообразить, безумный старик?

— Караван, — Паяц ткнул искореженным скрипящим пальцем в истекающий кровью вагон.

— Ну?

— Стража из Белого Братства, — он указал пальцем на мертвых Ангелов.

— Да?

— Здесь тысячи мюидов свежей чистой крови. Целое богатство. Неужели вы думаете, что тот, кто его отправил, понадеялся бы на две дюжины никчемных овцелюбов? Что он не приставил бы к своему сокровищу защиту понадежнее?

— Но мы…

Ржавый Паяц рявкнул так, что крик едва не разорвал его ветхое горло:

— Прочь, идиоты! Уходите!

Это не мое сердце так оглушительно бьется, внезапно понял Гримберт. Кардио-датчики «Убийцы» не врали. Этот звук не был рожден в бронекапсуле, он поступал извне. Тяжелый равномерный стук, доносящийся невесть откуда, но заставлявший пропитанную кровью кашу под их ногами едва заметно вздрагивать.

Первым, кто это понял, был Бальдульф.

— Назад! — рявкнул он, разворачиваясь к Гиенам, — Прячьтесь!

Над заснеженным лесом, укрывавшим извилистую дорогу, вдруг качнулось что-то грузное, тяжелое, точно из мерзлой плоти Сальбертранского леса вдруг выскочил на поверхность огромный фурункул. Только фурункул этот состоял не из рыхлой земли, он тяжело качался, раздвигая деревья, и даже с изрядного расстояния был хорошо слышен тонкий треск лопающихся стволов.

Они быстро все сообразили, кажется, еще быстрее, чем Гримберт успел оправиться от неожиданности. В конце концов, они были рутьерами, а значит, самыми совершенными хищниками из всех. Может, не все из них поняли, что происходит, но подчинились древним рефлексам, приказывающим убираться прочь.

Рутьеры бросились прочь от замерших вагонов, оставляя в рыхлом снегу алые следы.

Бальдульф несся быстрыми короткими прыжками. Ржавый Паяц, прихрамывая и богохульствуя, мчался за ним. Блудница и Олеандр тащили за собой потерявшего сознание Виконта. Прочий сброд устремился следом за ними.

Может, «Смиренным Гиенам» не доставало понимания тактических принципов, дисциплины и самопожертвования, но если они и чуяли что-то в совершенстве, так это момент, когда надо спасать свою шкуру.

Но они, конечно, не успели.

Часть 8

Гримберту доводилось видеть куда более внушительные машины. Чего стоил один только «Великий Горгон», самый тяжелый рыцарский доспех восточных рубежей. Когда, управляемый Алафридом, он ступал на мостовую Турина, чтобы принять участие в ежегодном июньском параде во славу Иоана Крестителя, из домов выскакивали даже немощные старики. Не потому, что хотели поглазеть на торжественное шествие герцога де Гиень, а потому, что боялись, как бы их ветхие дома не обрушились им же на головы — от поступи «Горгона» земля ходила ходуном.

Великанов сродни «Великому Горгону» во всей империи набралось бы едва ли полдюжины, на востоке машины такого класса и подавно были редкими гостями. Туринские рыцари, закаленные в жаре беспрестанных стычек с лангобардами, предпочитали доспехи полегче, упирая не столько на монументальную броню и орудия титанической мощи, сколько на подвижность и универсальность.

Гримберт с детства любил разглядывать гравюры, изображающие чемпионов прошлых веков — похожего на исполинского стального дракона «Сотрясателя Небес», ощетинившегося жерлами реактивных минометов «Беспощадного Праведника», грозного стотонного «Патриарха» — однако вынужден был признать, что в предгорьях Альб, посреди каменистых пустошей и коварных кряжей, такие махины, больше похожие на передвижные крепости, принесли бы своим хозяевам ужасно много хлопот. Вот почему рыцари восточных рубежей, включая знамя маркграфа Туринского, чаще всего делали выбор в пользу крейсерских моделей, совмещающих грозный арсенал с высокой подвижностью и способностью вести бой на любых дистанциях.