Ратоборцы - [4]

Шрифт
Интервал

– Остриги ему бороду! – по-русски произнес он.

Толпа расступилась. Фильний слегка подался конем.

Ростислав, задыхавшийся в ярости, протянул руку, молча показывая ею, чтобы ему подали ножницы.

Паж опрометью кинулся в шатер.

Кирило сдвинул брови и тяжело задышал.

– Княже! Отступи своего безумья! – проговорил он, и рука его легла было на крыж меча. Но он тотчас же ее и отвел. – Ты надо мною не волен! – гневно произнес он. – И смеешь ли ты седины мои бесчестить?!

И, не обращая более вниманья на Ростислава, он повернулся лицом к венгерскому полководцу.

– Пресветлый ритарю и бароне! – сказал он. – Тако ли достоит посла приняти? Таков ли есть обычай короля вашего?

Фильний насупил брови. Левая рука его перебирала поводья. Однако смолчал.

И тогда посол сказал:

– И королю, брату своему, тако велит молвить царь[8] наш и князь: «Брат! Чем я тебя переобидел? Пошто же ты целованье крестное порушил и Перемышль у меня отъял? Вспомни, что Гомер мудрый пишет: „Ложь до обличения сладка, а кто в ней ходит – конец злой примет!“»

– Болонд (сумасшедший)! – гневно пробормотал по-мадьярски Фильний, все еще сдерживаясь.

А боярин Кирило закончил так:

– «Не стойте, – так говорит князь наш, – на нашей земле, ни жизни нашей, ни сел наших не губите! Но возьмите с нами мир! Было так и прежде дедов наших, и при отцах наших: мир стоит до войны, а война – до мира!»

Полководец мадьярский высокомерно усмехнулся и качнул головой.

– Мир? – как бы переспросил он, продолжая по-русски, затем похлопал левой рукой по рукояти сабли и вслед за этим вытянул эту руку ладонью кверху, как бы покачивая на ладони нечто тяжелое. – Железо! – коротко изрек он по-мадьярски. – Или – золото!

– Тако ли молвишь? – сдерживая гнев, отвечал Кирило. – Или мало тебе того золота, что ты с воеводы галичского, Михайлы, снял, – трои цепи золотые, – когда в плен его взял, а пленного убить велел?

– Ложь! – яростно вскричал Фильний. – Раб! – И предводитель венгров, почти вплотную наехав на боярина, поднял над его головой плеть.

Тот не дрогнул, не отступил.

Ропот против Фильния послышался не только между руснаками – телохранителями Ростислава, но и среди поляков, но и между самими уграми.

– Грех!.. Мерзость!.. Русский мудрый старец!.. Храбрый! – доносилось со всех сторон до ушей мадьярского полководца.

Фильний выругался, но вынужден был опустить плеть.

– Читт (молчать)! – крикнул он на своих. – Чернь! – злобно бросил он полякам и русским, поворотил коня и, сшибая с ног тех, кто не успевал сторониться, поскакал в лагерь венгров.


Более ста двадцати верст, кладя по прямой, отделяют Ярослав от Холма – всего лишь полтора перехода Данииловых!

Однако на сей раз Данило Романович сам сдерживал войско: у князя было только три тысячи конных и пять сот пешцев. А нельзя было обезлюдить ни Галича, ни Понизья[9].

Не замедлил, пришел с дружиною брат Василько из Володимера; был же тот Василько и умом силен, и дерзновеньем…

Решили пообождать обратных послов – от Конрада и Миндовга. Они вскоре прибыли. «Отец! – велел сказать Даниилу Конрад, князь польский. – Я с тобою. Жди помощь!» «Брат! – приказал молвить Миндовг литовский. – Пусть будет так: шлю тебе полки свои».

В пути рассылали гонцов, сзывая ополченье:

– Доспевайте от мала и до велика, кто имеет коня и кто не имеет коня!

И те, что обитали окрест, приходили кто как обворуженный: один – с рогатиной, с которой ходил на вепря и на медведя, другой – с топором, а третий – с одним, как бритва отточенным, засапожником.

Карпатские горцы – руснаки и гуцулы – рослые и могучие, но легкие поступью, в белых, без ворота, сорочках, с вышивкой на плечах; в дубленых синих и красных шароварах; обутые в шерстяные чулки и в горные постолы – мягкие, чтобы нога «чула камень», чуяла каждую выбоину в скале; в горских плащах – чуганях, они по-горному были и вооружены: горянский топорик на длинном, крепком кию, а у пояса – булатное, в ножнах, кинжалище и длинное, свернутое в круг вервие – в горах, на кручах, над бездною удерживать друг друга, кидаючи аркан на камень и древо, в бою – на головы вражьи.

У иных были луки и стрелы.

Привел к Даниилу горцев старейшина их Андрей Дедива. Восьмой десяток был ему на исходе. Помнил старик Ярослава Осмомысла! А с великим Романом, отцом князя, ходил и на венгров, и на поляков, и на половцев, и в неисследимые леса и болота ятвяжские.

Привел старый Дедива князю троих сынов своих – крепких, молчаливых мужей, но, будто малые дети, повиновавшихся не только слову, но и взгляду, но и мановенью бровей отца своего.

А и те, что стояли за ним, – Гринь Береза, Кондрат Ковбасюк, Иван Колыска, Степан Попов, Ратибор Держикраич, все иные могучие горяне, или гуцулы, руснаки, или перемышляне, – чтили старика отца вместо, корились ему во всем.

Строен был, высок и еще крепок старик. Седые кудри ниспадали до плеч. Белые длинные усы опущены долу. Но тщательно выбриты худощавые щеки и подбородок.

– Княже и господине! – молвил он и вещим взором глянул в лицо Даниилу. – Своима очима видемо, своим сердцем чуемо: не токмо одежда твоя что наша, но и душа твоя! Данило Романовичу, княже добрый, правдивый, хочемо за Русскую Землю и за тебя, отца нашего и князя, головы свои сложити!


Еще от автора Алексей Кузьмич Югов
Отважное сердце

Историческая повесть о событиях, происходивших на Руси в XIII веке во времена княжения Александра Невского. В центре повести — судьба мальчика Гриньки.


Безумные затеи Ферапонта Ивановича

«Безумные затеи Ферапонта Ивановича» — первый роман советского писателя А. К. Югова (1902–1979). Действие этого фантастического детектива разворачивается в Омске в начале 1920-х годах. Угрозыск и ЧК расследуют эпидемию загадочных изнасилований и серию дерзких убийств коммунистов. Какое отношение имеют ко всему этому гениальный психиатр Капустин и фантаст Герберт Уэллс? Роман, на страницах которого читатель найдет и фрейдизм, и болезненную эротику, и чекиста, угощающего подследственного кокаином, увидел свет в 1928 году и не переиздавался до наших дней.


Шатровы

«ШАТРОВЫ» — это первый роман историко-революционной эпопеи Алексея Югова, которая в целом охватывает время от конца первой мировой войны до 1921 года.Второй роман — «СТРАШНЫЙ СУД» — посвящен событиям гражданской войны, в горниле которой окончательно разрешаются судьбы героев первой книги.


Черный дракон

Повесть советского писателя А. К. Югова (1902-1979) рассказывает о подростках, увлеченных наукой и разведением голубей, о дружбе и первой любви. Повесть "Черный дракон" впервые увидела свет в 1939 г.


На большой реке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.