Ратное счастье - [23]

У земляка — командира хозвзвода засел. Я его. не знаю. Но поговаривают — самолюб. Думаю, обиделся, что не его на роту поставили, а вас. Да никак я вас расстроил? Э, зря ляпнул.

Да, неприятно. Как сработаемся? — Настроение у меня упало. Я даже не спросила у писаря, что же все-таки означает конская половина. Как-нибудь в другой раз.

Подумайте, товарищ старший лейтенант, настоящее вредительство! — вдруг возмутился старшина.

О чем вы, Василий Иванович?

Да все о том же! Я ж докладывал давеча. Смазка на новых пулеметах заводская, верите ли, в три пальца толщиной. Все до одного солидолом пропитались, а снять не можем! А я-то, старый хрен, радовался: новое оружие. Ну вот, скажите, что делать? Никакой ветоши не напасешься. Этак до морковкина заговенья возни хватит...

Не годится, старшина. Надо срочно. Сами понимаете, новое, непристрелянное оружие — беда. Ускорьте чистку. Максимально. Всех поставьте.

Да все и возятся. Я только к тому, что неужели на армейском складе или, скажем, в дивартснабжении не могли снять? Черт знает что. Поглядите, весь пропитался, как сосиска на сковородке. Артснабженцы, прохиндеи этакие...

Оставьте, Василий Иванович. Ну какой там у них штат? Солдат почти нет. Не инженеры же будут смазку снимать. Надо бочку бензина или керосина. Соловей, разведай, не стоит ли тут близко тракторная артиллерия. У них попросим. Выручат. Вышибить дно и каждый пулемет купать с головой. И никакой волынки. У меня однажды так было.

Не дадут, поди,— усомнился старшина. — Горючее— лимит. Да еще какой!

Дадут. Сама схожу. Они потом эту смесь куда то использовали на дело. Мы им возвращали.

Отлично, коли так,— обрадовался Нецветаев.— Пока все как будто? Нет, вот еще что: завтра наш банный день. А баня тут, товарищ старший лейтенант, знатная! Здесь до нас какой-то большой штаб стоял,— специально саперы для начальства строили. Так вы будьте, утречком готовы. Часиков этак в восемь.

— Нет уж, спасибо. Я — после всех. Не имею никакого желания изжариться заживо. Знаю я, как солдаты топят бани.

Старшина засмеялся:

Это верно. Белье пришлю. К сожалению, мужское...

Я уже привыкла...

И шьют же, идиоты, на один копыл! — возмутился старшина. — Можно подумать, что в армии нашей воюют одни богатыри вроде Вахнова. Выбирал-выбирал... утонете, боюсь.

Ничего. Подверну. Спасибо за все. До завтра. Иван Иванович, а вы чего так слютились? — спросила я писаря. — Точно уксусу хватили. В чем дело?

Зуб, чтоб ему пусто было. Замучил, окаянный... Спасу нет...

— Сейчас же в медсанбат! Немедля. — Поздновато...

Там не признают ни «поздно», ни «рано». Идите. И приходите здоровым.

Спасибо на добром слове, товарищ...

Ладно-ладно.

После ухода моих ближайших помощников я довольно долго сидела опять вроде бы в отрешении и даже не отвечала на какие-то вопросы словоохотливого Соловья. Но вот он ни с того ни с сего сказал такое, что я сразу же вновь обрела дар восприятия:

А Вахнов-то кулацкий сын...

Ты откуда знаешь?

Так все же знают. Да он и сам не скрывает, что выселенец. Отца его после нэпа раскулачили и в Сибирь выслали.

Сын за отца не ответчик. Конституцию в школе, небось, учил, грамотей?

Так-то оно так, но все же...

Вот именно, «но все же». Так вот что имел в виду комбат Бессонов!.. Да и старшина что-то такое намекал. Надо будет расспросить подробнее. Эх, все это не так просто, как кажется...

Из задумчивости меня вывел запах чего-то горелого и неприятного. Я окликнула Соловья, что-то колдующего у печурки:'

Эй, дружище, ты что это делаешь? Фу!..

А, ничего. Желуди в каске жарю.

Бедная каска. Да зачем тебе?

Одному мне, что ли? — обиделся «колдун».— Ведь и для вас стараюсь. Нажарю да разотру камнем, такого кофею нагрохаю — спасибо скажете. Чаю-то заварить нечем. Не подвезли заварку.

Нет уж, браток, такой кофе пей сам. Да проветри ты!

Шинель, в таком случае, накиньте. Холодно на улице.

Кто-то осторожно постучал в щелястую дверь землянки.

— Да,—откликнулась я.

В дверь просунулась мальчишеская голова в офицерской тыловой фуражке и сейчас же скрылась, вежливо извинившись. Я укорила Соловья:

— Видишь, от твоего кофе гости шарахаются. Связной захохотал во все горло:

— Да это не из-за кофе! Вы ж в исподнем сидите! Ха-ха-ха!

На улице за дверью вполголоса совещались. Я прикрикнула:

— Довольно, пустосмех этакий! Выйди узнай, что надо. А впрочем, ну тебя. Дай палатку прикрыться. Эй, кто там? Заходите.

По земляным ступенькам чинно спустились три младших лейтенанта в возрасте Павла Седых и его товарищей. Все трое — в новой офицерской форме с иголочки. В скрипучих ремнях, с парчовыми парадными погонами. И пресерьезные. Поздоровались не по-уставному. (Выправку-то показать не перед кем: подумаешь, солдатишко невзрачный да девчонка полураздетая.)

Я сразу догадалась! обещанные командиры взводов. Из тылового училища. Вежливо пригласила:

— Прошу садиться. Давайте знакомиться.

Все трое разом пожали плечами, переглянулись между собой и молча уселись рядком на скамейке возле .самого порога. Как по команде, строптиво вздернули еще не нуждающиеся в бритве подбородки.

Соловей, повернувшись к ним спиной, кажется, хихикал, но пока беззвучно. Подождав минут пять в полном молчании, я не без ехидства осведомилась: