Чедвик помолчал; он внутренне напрягся, понимая, что вот-вот переступит черту и возврата уже не будет. Больше всего на свете он хотел, чтобы Ивонна вернулась домой, а Мак-Гэррити сел в тюрьму за убийство Линды Лофтхаус. Быть может, тогда он обретет покой?.. Но в глубине души инспектор отдавал себе отчет, что все идет к тому, чтобы душевный покой покинул его навсегда. Строгое религиозное воспитание подсказывало Чедвику: совершив то, что он задумал, он обрекает себя на вечные адские муки. Что ж, пусть будет так.
Он ощутил внезапную тяжесть в груди. Не острую боль — просто тяжесть; ему всегда казалось, что так должны чувствовать себя несчастные страдальцы, у которых «разбито сердце», как поют в сентиментальных песенках. Подобное чувство Чедвик испытал лишь однажды: когда выбегал с десантного корабля на берег утром шестого июня сорок четвертого, но в тот день в шуме и дыме сражения он скоро позабыл про тяжесть в сердце, пытаясь уклониться от минометного и пулеметного огня.
— У меня к тебе еще одна просьба, — выдавил Чедвик с трудом.
Скелгейту это явно не понравилось. Он чуть ли не подпрыгивал на месте, переступая с пятки на носок.
— Чего еще? — спросил он. — Вы ж знаете, я для вас все сделаю, что могу.
— Мне нужен пружинный нож. — Вот и все. Теперь он это сказал.
— Пружинный нож?
— Да. С черепаховой ручкой.
— А зачем вам пружинный нож?
Чедвик сурово поглядел на него:
— Сможешь достать?
— Ясное дело, — ответил Скелгейт. — Проще, чем яйцо из-под курицы.
— Когда?
— А когда он вам нужен?
— Побыстрее.
— Завтра, на этом же месте, в это же время?
— В самый раз, — ответил Чедвик. — Буду тебя ждать.
— Не волнуйтесь, приду. — Скелгейт огляделся, убедился, что беспокоиться не о чем, и припустил вниз по береговой дорожке. Чедвик смотрел ему вслед и спрашивал себя: что же привело его, Чедвика, в это Богом забытое место с такой богопротивной целью? Потом он повернулся и зашагал под дождем обратно к машине.
