Рассвет в 2250 году - [31]

— Что? — обеспокоенно шевельнулся Эрскин, переводя взгляд с горца на большую кошку.

Форс чуть не расхохотался при виде полного замешательства в глазах южанина. Головокружение, возникшее в результате напряжения и сосредоточенности, быстро проходило Его глаза приспособились к темноте ночи и теням Он встал на ноги, отставил в сторону лук и колчан со стрелами, оставив при себе только пояс с мечом и ножом. Эрскин протестующе поднял руку, но он от нее уклонился.

— Там, позади нас что-то есть. Мне надо увидеть. Подожди здесь.

Но Эрскин тоже упорно пытался подняться. Форс увидел, как его рот перекосился от боли, когда он из-за невнимательности перенес свой вес на левую руку. Дождь, должно быть, проник в затягивающуюся рану. И, увидев это, горец покачал головой.

— Послушай меня. Я — мутант, ты никогда не спрашивал, чем я отличаюсь от остальных. Тут дело вот в чем. Я могу видеть в темноте — даже эта ночь для меня немногим отличается от сумерек. И слух мой по остроте приближается к слуху Люры. Теперь пришло время, когда мои отличия сослужат нам добрую службу. Люра! — он резко обернулся и во второй раз посмотрел в ее удивительные синие глаза. — Ты останешься здесь — с нашим братом! Ты будешь охранять его, как охраняла бы меня!

Кошка переступила с одной лапы на другую, в глубине своего независимого ума возражая против его воли, не желая повиноваться ему. Но он настаивал. Он знал ее жажду свободы и волю к ее достижению, которая была ее врожденным качеством. Ее сородичи не признавали своим хозяином ни одного человека и жили сами по себе. Но Люра выбрала его, и от того, что у него не было друзей среди своей собственной расы. Они были очень близки по духу, наверное, намного ближе, чем какой-либо житель Айри со своим мохнатым охотником. Форс не знал, насколько она повиновалась ему, но теперь пришло время противопоставить ей свою волю. Оставить Эрскина здесь одного, еще не поправившегося от ранения и не обладающего ночным зрением, было бы более, чем безрассудным. Но великан не мог пойти с ним. А ему надо было узнать, что породило этот звук. Голова Люры приподнялась. Форс протянул руку и почувствовал ее мокрый мех, когда она потерлась щекой о его кулак в своей самой интимной ласке. Он испытал прилив счастья от того, что она приняла его желание. Его пальцы нежно почесали ее за ушами.

— Оставайтесь здесь, — велел он им обоим. — Я постараюсь вернуться как можно быстрее. Мы должны узнать, что находится там, позади нас.

Еще не закончив эту фразу, он сорвался с места., не дав никому времени на протесты, зная, что через несколько футов дождь и темнота скроют его от глаз Эрскина и что Люра будет охранять южанина, пока он не вернется. Форс скользил и спотыкался, шлепая по мелким лужам и следуя по тому пути, которым они добрались сюда. Дождь стих, а когда он достиг кучи камней и снова увидел аэропорт, прекратился полностью. Форс мог различить разбомбленный участок и здание, в котором они нашли карты. Но его больше интересовало то, что было внизу, прямо под ним. Там не было никакого костра, хотя он не мог ошибиться, что видел свет. Круг скорчившихся фигур был карикатурно похож на собрание старейшин в Айри. Чудища сидели на корточках, так что их тела казались только пятнами — чему Форс был рад. У него не возникало никакого желания видеть их четче. Но одно из них прохаживалось и бормотало в центре круга, и издаваемые им звуки доносились до Форса. Он мог различить гортанные звуки, которые, должно быть, были словами, но они для него ничего не значили. Язык Эрскина и его собственный язык имели некогда общую основу, и им было нетрудно выучить разговорную речь друг друга. Но в этом ворчании слышались такие звуки, которые невольно наводили на мысль, что либо уста, либо мозг, создавшие их, не были человеческими. К чему призывал вожак, он знать не мог, но важно было то, что могли сделать Чудища, побуждаемые своим вожаком. С годами они становились все смелее. Сначала они никогда не рисковали вылезать за пределы своих городов. Но теперь они идут по следу, и туда, где нет руин, и, наверное, они посылали своих разведчиков на открытую местность. Они были угрозой всем оставшимся в живых людям… Вожак внезапно кончил свое бормотанье. Теперь его слишком тонкое тело повернулось, и он показал на радиоактивную пустыню, где скорчился Форс. Казалось, что он увидел наблюдавшего за ними горца. Его товарищи на этот жест ответили рычанием. Один-два из них поднялись и потопали к краю Земли Взрыва, их головы пригнулись к камням, словно они нюхали отравленную почву. Им не требовалось много времени, чтобы принять решение. Они разобрали свои пучки дротиков, лежащие на земле, построились в нечто, напоминающее походную колонну. Форс оставался на месте ровно столько, чтобы убедиться, что они действительно тронулись в путь и что какое бы табу ни существовало у них относительно этого места, оно больше не действовало. Затем юноша устремился вперед, легко скользя уверенным шагом лесного охотника туда, где он оставил Люру и Эрскина. Чудища, казалось, были не в особом восторге от начавшегося похода и сперва двигались медленно. Они шли так, словно ожидали, что под их ногами вот-вот разверзнется западня. Поэтому у преследуемых теплилась надежда, что они смогут вырваться вперед. Когда горец нашел Эрскина, тот с нетерпением ждал его, а Люра пригнулась на выступе скалы, и глаза ее пылали во тьме. Форс схватил брошенное им снаряжение и выложил новости, которые ему удалось узнать.