Рассвет над морем - [4]

На Малом рейде, как и вчера, стояла большая моторная яхта со спортивной оснасткой, под французским флагом. Она прибыла вчера еще на рассвете и высадила на берег только одного какого-то «пижона». На берегу пошел слух, что прибыл самый главный представитель Антанты, который будет руководить высадкой иностранного десанта. Оно, конечно, похоже было и на правду: для какой-нибудь мелкоты не гоняли бы через море такую роскошную посудину. Но сегодня надо было разузнать, какие такие главные полномочия у этого антантовского представителя, — ведь недаром же Сашко вторую неделю связан с большевистским подпольем!

На Большом рейде было пустынно. На горизонте за бухтой тоже не видно ни одного дыма. Надо думать, что Антанта сегодня еще не прибудет.

Минутку Сашко постоял задумавшись. Он, пожалуй, не столько раздумывал, сколько просто с наслаждением грелся, подставляя солнечным лучам раскрытую грудь и свое шершавое от солнечных лишаев, веснушчатое лицо. Чайки кружили у Карантинного мола, и Сашко с интересом следил за ними.

Чайка — компас рыбака, да и барометр тоже. Чайка кружит, высматривая добычу. Чайка падает, чтоб ухватить рыбешку. Одинокая чайка не интересует рыбака. Рыбак приглядывается к большой стае чаек. Стаями летят чайки за косяками. За стаей чаек гонит и рыбак фелюгу.

Высоко поднимется чайка — рыбак ожидает ненастья.

Чайки садятся на воду — будет на море погода.

Чайки у мола не летали высоко и не падали камнем вниз. Они спокойно садились на волну, трепыхая крыльями, перелетали с места на место. Ерунда! Чайки гонялись за глупой верховодкой-хамсой. Скумбрия и кефаль уже прошли.

Сашко Птаха любил птиц. Но особое пристрастие питал он к веселым и нежным голубям. И был Сашко первейшим голубятником среди всех голубятников от Ланжерона до Люстдорфа. Турман Сашка Малютка на состязаниях в Аркадии взял первый приз. За турмана теперь давали двадцать пять австрийских крон. Но Сашко не продавал голубей. Разве продаются за деньги нежные друзья? Сашко давал согласие только на обмен: за турмана Малютку — горлинку Быструю. Из горлинки Быстрой Сашко, безусловно, сделал бы чемпиона всей Одессы, не устояли бы ни молдаванские, ни пересыпчанские и даже дофиновские голуби!..

Но надо было спешить, и, снова сделав попытку нахмуриться, Сашко отвернулся от моря.

Теперь перед ним был город.

Вверху, на круче, возвышались фантастические башни и сверкали оконные фонари роскошных дач Французского бульвара; там жили, не ведая горя, наследники Маразли и Анатр. Их фамильные особняки утопали в густых, чуть прихваченных золотом осени парках, изобилующих заморскими растениями, и даже в такой ранний час оттуда долетали рулады голосов и аккорды роялей: самые младшие отпрыски одесских тузов и шишек брали утренние уроки музыки. Довольством, покоем и весельем дышал Французский бульвар — вотчина одесской аристократии.

Внизу, под кручей, на юру, жались к морю землянки-мазанки рыбаков и портовых грузчиков.

Курень Птахи ничем не отличался от прочих рыбачьих мазанок. Сложенный из ракушечника, крытый толем и старой жестью, он был о двух оконцах, каждое величиной с корабельный иллюминатор, с низкими дверками, сделанными из ящиков из-под мессинских апельсинов. Украшали мазанку только крученые паничи, обвивавшие переднюю стену. Все лето курень красовался в ярком розовом, голубом и лиловом — цветении крученых паничей. Но была осень — крученые паничи уже отцвели, и широкие листья их почернели на высохших стеблях. Теперь, под кружевом сухих плетей, мазанка обнажила свои рыжие, некрашеные стены. Убогая рыбачья снасть понуро свисала с кольев вокруг «веранды». «Веранда» — старый, ржавый парус на четырех кольях, тоже оплетенных паничами и хмелем, — была гордостью Сашка. Сашко сам соорудил ее и собственноручно обсадил цветами, чтобы порадовать отца и мать. Но сейчас, осенью, и веранда отслужила свое и являла зрелище грустное и неуютное.

Впрочем, Сашко и не смотрел на веранду. Он озабоченно поглядывал на крышу: там, на чердаке, превращенном в голубятню, жили его голуби двенадцать пар и чемпион Малютка. Сашко только что засыпал птицам корм на целый день, а вечером, как всегда, надо было бы погонять голубей, чтоб не жирели. Только вернется ли Сашко до вечера? Не придется ли, упаси боже, нарушить строгий голубиный режим? Ведь нарушение режима, безусловно, может отразиться на летных качествах Малютки.

Но надо было спешить, и Сашко быстрым шагом направился к куреню.

В курень он не зашел. Напротив, взял старое весло и припер им низенькие двери. Это должно было означать, что хозяев дома нет, хата заперта и недобрым людям вход воспрещается, — ключи и замки не были в почете на рыбацком берегу. Сашко обошел курень, пробрался сквозь заросли сухой полыни и очутился под самой кручей. Тут, почти у самой земли, в небольшой пещерке, прикрытой куском фанеры и присыпанной сверху глиной, был у Сашкá тайничок. Сашко отодвинул фанеру и вынул из тайника ящичек с подставкой для ноги наверху и двумя щетками и набором баночек гуталина внутри. Ящик был на ремне, и Сашко легко закинул его за плечо. Затем он аккуратно закрыл и засыпал глиной пещерку и, прячась за кустами полыни, двинулся вдоль кручи к тропинке, ведущей в Александровский парк. Свою причастность к вольной корпорации чистильщиков обуви Сашко вынужден был тщательно скрывать.