Рассвет над морем - [107]

— Я не думаю, чтоб его чувства к той или к другой можно было определить словом «симпатия»…

Мосье Энно раздраженно пожал плечами.

— В таком случае — к кому генерал питает бόльшую антипатию?

Артистка иронически посмотрела на консула.

— По-видимому, генерал недоволен обеими странами. Он считает и Францию и Англию соперниками Российской империи.

— О!..

— Это — в своих политических высказываниях, — прибавила артистка. — А в жизни он… равно привержен к обеим: мне почти не приходилось слышать от него русскую речь. Он разговаривает по-французски либо… изливает свои чувства по-английски…

Мосье Энно свирепо взглянул на артистку.

— Вы могли бы мне не рассказывать о том, как генерал выражает свои чувства.

Артистка ответила ему презрительным взглядом.

— Я добросовестно исполнила ваше поручение, мосье. Вы должны учесть мою добросовестность и… сократить срок моего пребывания здесь.

— Ну, не будем ссориться, — примирительно проворковал консул. — Сегодня вы не пойдете… слушать английское воркование генерала… мон анж…

Артистка подняла брови и взмахнула своими огромными ресницами.

— А что же я буду слушать сегодня?

— Сегодня вы будете слушать меня. — Консул смотрел на артистку, давая волю живчикам в глубине своих томных глаз. — Если хотите, я для вас согласен говорить даже по-русски…

— На нас смотрят, — сказала королева экрана. — Какие еще у вас ко мне вопросы, мосье?

— А! Да. Как относится генерал к проблеме взаимоотношений с украинской директорией в связи с миссией союзных войск?

Артистка пожала плечами:

— Я плохо разбираюсь в этих вещах.

Мосье Энно раздраженно сказал:

— Я не сомневаюсь, что ваша артистическая головка создана не для этого. Но меня интересуют высказывания генерала. Их надо просто услышать и запомнить.

Артистка сделала вид, что не замечает недостаточно галантного тона консула.

— Я запомнила. Генерал против взаимоотношений с директорией. Кроме того, генерал говорит, что англичане — пираты, а французы — корсары.

Мосье Энно чуть не подскочил.

— Каналья! — выругался он. — Пардон! — извинился консул в ответ на укоризненный взгляд артистки, не выносившей бранных слов. — А кто же тогда большевики? Их как называет генерал?

Артистка холодно ответила:

— Вы мне разрешите не повторять? О большевиках генерал выражается только нецензурными словами. Их он ненавидит больше всего. В Пензенской губернии большевики забрали у него имение в десять тысяч десятин, в Орловской — в пять тысяч. Кроме того, в банках национализировано на полмиллиона его капиталов.

— Чего ж он в таком случае хочет?

Вера Холодная снова пожала плечами.

— Он хочет прежде всего вернуть себе оба имения и капиталы. И он побаивается, что, когда Англия и Франция после ликвидации большевизма собственными силами получат концессионные привилегии, они положат себе в карман и состояние генерала и капиталы вообще всех русских собственников.

— Интересно! А что говорит генерал о руководителях иностранного десанта здесь, в Одессе?

— Он их ругает.

— Кого именно?

— Всех.

— А все-таки? Я хотел бы услышать имена. Кого больше всех?

— Пожалуй… вас.

— Каналья! Пардон… А что именно он говорит обо мне?

— Ругает.

— Как именно он меня ругает? Какими словами?

— Он называет вас… бездарностью, остолопом и интриганом…

— Кана… Интриганом?

— Интриганом и… и мышиным жеребчиком.

— Негодяй! — Мосье Энно расплескал кофе себе на штаны. — И это после того, как я возвел его на пост генерал-губернатора!

Артистка развернула веер и стала обмахиваться. В зале становилось душно.

В это время в другом углу зала, на другой козетке, мадам Энно занимала английского коммерции секретаря Багге, загрустившего после скучного разговора о планах «Б», «К» и «П». Это был долг гостеприимной хозяйки — заботиться, чтобы гости не скучали.

А впрочем, смиренно-добродетельный коммерции секретарь оказался совсем неплохим собеседником. Когда они с мадам остались только вдвоем, он сам заговорил первым.

Сложив ручки на животе, он поинтересовался:

— Мадам, очевидно, очень скучает в этой дикарской стране?

— О да! — томно призналась мадам Энно, хотя это абсолютно не соответствовало действительности: мадам уже начала развлекаться, и компаньоны для этого дела тоже нашлись.

— Осмелюсь заметить, — кротко сказал коммерции секретарь, — что мадам неверно судит об Одессе. Это прекрасный город, и очаровательная женщина… — он так и сказал «очаровательная», и мадам взглянула на него с удивлением: она никак не рассчитывала на комплименты со стороны этого, добродетельной и добропорядочной пасторской внешности, человечка, — и очаровательная женщина может найти здесь для себя немало радостей.

— А именно? — заинтересовалась мадам.

— Знакомства, приемы, банкеты, веселое общество… — начал перечислять добропорядочный коммерции секретарь, но сразу же прервал, сокрушенно вздохнув. — Правда, на все это нужно много денег, а содержание дипломата во Франции не так уж высоко. О, мне это известно, мадам. Вам, конечно, не хватает денег на все то, что мило вашему прихотливому сердцу…

Мадам был неприятен этот разговор, затрагивавший ее больное место: очаровательной женщине не доставляет удовольствия, когда намекают на ограниченность ее финансовых ресурсов. Правда, эти ресурсы именно здесь, в Одессе, уже стали увеличиваться, так как, кроме возможности подработать на пожертвованиях на «благотворительные цели», мадам Энно уже нашла дорожку и к спекуляции: очень выгодно было скупать здесь по дешевке золото и переправлять его во Францию с дипломатической почтой.