Рассвет - [32]

— Тебе что, кто-то из твоих поперек встал, что ли?

— Угу. Не в открытую, естественно. И дышать он мне пока не мешает, но и доводить до такой возможности, даже в теории я не хочу.

— И?

— Сейчас я соберу народ на толковище. По поводу вчерашних событий. И мы с вами там будем присутствовать. Ко мне кстати с самого утра делегация подходила по поводу инцидента этого. В общем: нужно, чтобы этого черта сработал кто-то со стороны. Не Мастиф, да он и не сумеет грамотно. И тем более не я сам. Хоть и жажду… При всех подпевалах и прислушивающихся. Предварительно продемонстрировав и доказав, что покойный был в корне неправ, — Зимний иезуитски усмехается, — Возьмешься, Валентин? У тебя должно красиво получится.

— Ты хочешь, чтобы Шептун его завалил, что ли? А если…

— Сделаю, — перебивает меня художник, — Изи! Нарядно нарисуем! Но с тебя коробка абсента.

— Ты за завтраком не перестарался, Валя? Откуда столько уверенности? — оборачиваюсь к Зимнему, — Что там за боец?

— Да ничего особенного, — уверенно отвечает Валера, — Вам с Валентином на один зуб. Он солирует, ты дирижируешь.

— Ну, допустим. А как ты себе это технически представляешь? Подойти спросить: «как пройти в библиотеку» и до изумления оскорбиться тональностью ответа? А потом порубать его за непочтительность что ли? Что за бред, Валера?

— Да все «изи»! Как только что сказал наш друг. У меня тут как-то на днях, один отмороженный парнишечка — другому горячему хлопчику головенку топором развалил. Из-за барышни само собой. Да я же рассказывал?

Мы синхронно машем гривами.

— И ни одного очевидца. Только его слова, что мол это была честная дуэль, а не подлое убийство. Ну, в итоге мальчонка горячий отделался легким испугом. Не буду же я такими резкими бойцами разбрасываться! Но! С того дня в коллективе работает новое правило: если очень желаешь с кого-то спросить — вызывай его на честный бой при народе, а не пыряй ножичком за углом! Поединки узаконены. Так что все просто, господа. Шептуну нужно будет лишь особенно смертельно оскорбиться хоть на какое-нибудь слово нужного человека. Ты же Валентин за три года «у хозяина на даче», по-любому насмотрелся, как фраеров за язык к ответу подтягивают? Вот так и нужно сработать. Ну а Егор тебе поможет.

— Сделаем, — уверенно цыкает зубом, вмиг приблатнившийся мордой художник, — наливай еще полтишок!

— Алё, гараж, — волнуюсь я, — может воздержишься пока?

Куда там! Уже намахнул, демон! Горбатого могила исправит! Ну, смотри у меня аватар дикий: утонешь — домой не приходи!

… - Всем ведь было обьяснено — колхозников не обижать, а предлагать им защиту! Самим не нападать! Если они первыми вилы из сарая достанут — это уже другой расклад. Одно дело — барыги всякие: одним больше одним меньше — не такая великая потеря. На место одного уже к вечеру пять таких же шустрых найдется. А вот если крестьян начать резать или даже просто закошмарить до ужаса — они уйдут. И вполне возможно — под наших конкурентов. И чего дальше? Войны из-за этого вести? Там где и без них обойтись можно? Под молотки идти? И что мы с вами без крестьян — мужиков, жрать будем? В дальней перспективе? Лабазы ведь не бездонные. Кто всех кормить будет? Да тем же бухлом снабжать? Коньяки и водка закончатся — на чем самогон гнать станете? На бересте? На одуванчиках с дерьмом собачим? Так и собак не будет — с голодухи сами их и пожрем. Вы чуть дальше, чем в послезавтра загляните, мужчины. То-то! — Зимний рубит жаркий воздух широкой ладонью, обрывая висящий в воздухе невнятный негромкий гул голосов. Прямо Лев Троцкий перед кронштадтскими матросами. Оглядывает сгрудившуюся толпу слева направо. Переходит от общего к частному. Оратор прямо!

— А что вы вчера в Озерном устроили? Мужиков кончили. Их баб изнасиловали. — теперь он обращался к конкретному крепенькому мужичиле тридцать плюс, с перебитым носом седоватыми висками и наглой мордой флибустьера, стоящему среди, по всему видать, наиболее недовольной произошедшим, частью Валериного хирда. Некоторые из них даже позволяют себе показывать лицами, что речь Зимнего им не очень по нраву. Отдельные, видать особенно бестрашные индивидуумы, даже что-то побуркивают. Но очень негромко — себе под нос, как говорится. Ну может еще рядом стоящему в ухо. Всё на полутонах! Явное недовольство выразить никто открыто не решается.

Ибо Валерон весьма убедителен и откровенно сердит. А за его авторитетными широкими плечами маячат колоритные рожи Мастифа, Сережика и еще пары особо доверенных телохранителей — преторианцев. Но, следует заметить, что подавляющее большинство банды — слушает своего атамана с выражением абсолютной лояльности и глубокого понимания на рожах. Кивают одобрительно. Правда без аплодисментов.

— Чего скажешь, Челяба? Тебя с твоими беспредельщиками — зачем туда коллектив посылал? Людей поубивать и от нашей стаи в сторону отшатнуть? Жратвы и прочих ништяков братву лишить? Чего молчишь? — змей Валера, неплохо выставляет только что выглядевшего жертвой чела — эгоистом, поставившим под угрозу интересы общества, резко меняя его статус в глазах неизощренной основной массы — с выигрышного на почти враждебный.