Рассвет - [41]

– Она, должно быть, слышала твое пение, Дон. Перед самой своей смертью она должна была слышать.

Я посмотрела на Джимми. Он тихо плакал, глядя на маму. Слезы катились по его щекам. Что-то еще боролось в нем, чтобы не показать эмоций, но это получалось плохо. От этой борьбы у него кружилась голова. Джимми вытер слезы, повернулся и пошел к двери.

– Джимми, – закричала я, – куда ты?

Он не ответил. Он просто уходил.

– Пусть идет, – сказал папа. – Он должен побыть один. В моей семье все так себя ведут, когда происходит настоящее несчастье. – Он снова взглянул на маму. – До свидания, Салли Джин, я сожалею, что больше не муж тебе, сожалею, что мечты, с которых мы начинали, никогда не воплотились. Может быть, теперь некоторые из них осуществятся.

Он наклонился и поцеловал маму в последний раз.

Потом он повернулся, положил руку мне на плечо и пошел прочь. Я не знала, кто кого поддерживает: я его или он меня.

Когда мы покидали больницу, мы поискали Джимми, но его нигде не было видно.

– Его здесь нет, – сказал папа. – Мы можем ехать домой, Дон.

«Бедный Джимми, – подумала я. – Куда он мог деться? Это неправильно, что он сейчас один. Не имеет значения, какими сильными были Лонгчэмпы, когда наступали тяжелые времена; каждый нуждается в поддержке и любви, когда сталкивается с трагедией, как мы сейчас». Я была уверена, что он испытывает ту же острую боль, что и я, чувствует, что его сердце разрывается, словно стало пустым, слабым и легким. Он, возможно, больше ничего не сознавал, не сознавал, что произошло с ним, или куда он идет.

Несмотря на свою внешнюю твердость, Джимми всегда ужасно страдал, когда мама была несчастлива или больна. Я знала, как много раз он убегал прочь только потому, что не мог видеть ее несчастной или измученной. Возможно, он по-настоящему нуждался в одиночестве и уединении и уходил в какое-то укромное местечко, чтобы там выплакаться. Но я нуждалась в нем так же сильно, как он нуждался во мне.

Папа обнял меня, и мы пошли к автомобилю. Я прислонила голову к его плечу и так оставалась с закрытыми глазами всю дорогу до дома. Мы не сказали друг другу ни слова, пока не доехали до нашей улицы.

– Это Джимми, – сказал он, когда мы остановились перед домом.

Джимми сидел на крыльце. Он видел нас, но не встал. Я медленно вылезла из машины и подошла к нему.

– Как ты добрался до дома, Джимми? – спросила я.

– Я бежал все время.

Слабый свет из-за дверей достаточно освещал его, и я разглядела его раскрасневшееся лицо. Его грудь тяжело вздымалась. Я представила, как он бежал столько миль, бежал прочь от черной птицы горя, которая свила гнездо в его сердце.

– Мы сделали все распоряжения, сынок, – сказал папа. – Теперь мы можем войти. Нам ничего другого больше не остается.

– Пожалуйста, войдем, Джимми, – молила я. Папа пошел к двери. Джимми посмотрел на меня, потом встал, и мы вошли в дом.

По счастью, Ферн уже спала, миссис Джексон очень посочувствовала нам и предложила прийти рано утром, чтобы помочь с Ферн, но я сказала ей, что смогу все сделать. Я хотела и нуждалась в том, чтобы занять себя делами.

После того, как она ушла, мы втроем долго молчали, никто из нас не знал, что делать дальше. Папа пошел к двери спальни, а потом разразился рыданиями. Джимми посмотрел на меня, и мы оба обняли его. Мы тесно прижались друг к другу и плакали, пока у нас не истощились силы. Нам всем нужно было выспаться, чтобы восстановить их.

Конечно, мы не могли устроить роскошные похороны. Мама была похоронена на кладбище сразу за окраиной Ричмонда.

Пришли несколько человек, которые работали с папой в школе, а также миссис Джексон. Пришел мистер Мур и сказал мне, что самое лучшее, что я могу сделать в память моей матери, это продолжать занятия музыкой. Филип приехал с Луиз.

У меня не было представления, что нам теперь делать. Школа дала папе недельный отпуск с сохранением содержания. Папа просчитал все наши возможности и сказал, что если немного поужаться, мы сможем платить немного миссис Джексон, чтобы она приглядывала за Ферн, пока Джимми и я будем в школе, так чтобы мы смогли закончить учебный год. Но Джимми теперь решительно не хотел возвращаться в «Эмерсон Пибоди». Оставалось совсем немного дней до завершения семестра. Я умоляла Джимми пересмотреть свое решение и, по крайней мере, завершить год, я думала, что могла бы уговорить его, и он сделал бы это, если бы однажды утром нас не разбудил громкий стук в дверь. В этом стуке, эхом разнесшемся по квартире, было что-то такое, от чего у меня по спине пробежали мурашки и забилось сердце.

Это был стук, которому суждено было навсегда изменить наши жизни, стук в дверь, который я буду слышать тысячу раз во сне.

Я только что встала, надела халат и направилась на кухню, чтобы приготовить завтрак. Малышка Ферн барахталась в своей колыбели. Хотя она была слишком маленькой, чтобы понять трагедию, которая обрушилась на нас, она чувствовала что-то в наших голосах и в выражении наших лиц. Она не плакала, но и не играла, как раньше. Когда она искала маму и не находила ее, то всегда поворачивалась ко мне и глядела на меня печальными, недоумевающими глазами. От этого у меня начинало болеть сердце, но я старалась не плакать. Она уже повидала достаточно слез.