— Да, понимаю, понимаю, — кивнул Аркадий.
Я почему-то вспомнил Марселу и прикрыл глаза. Да. Мама относилась к ней прекрасно — а как она должна относиться к подруге, а потом и жене сына?
— И вот тебе уже двадцать восемь лет, а твое основное качество все еще — сын. Потому что все остальное, что я делаю — моя работа, характер, моя личность — никак не перевешивает в глазах общества того факта, что я сын великой разведчицы и героини Освобождения. Причем у меня нет желания доказывать, что я лучше, что тоже из себя представляю нечто особое. Это не так. Я обычный человек. Почему я что-то сверхъестественное должен? Кому?
Аркадий протянул длинную костистую руку через стол и положил мне на плечо.
— Ты ничего никому не должен, Стас. Уверяю тебя. И я, кстати, не собираюсь знакомиться с твоей мамой, да и вообще не могу сказать, что меня сколько-нибудь интересуют исторические подробности и личности. Вернее, они меня интересуют — но с несколько неожиданной стороны. Я как раз из тех немногих, кто не так уж восторгается всем этим. Все это очень неоднозначно на самом деле. Мягко говоря.
Он убрал руку. У меня в голове шумело, будто мы выпили крепкого. Чего это я — из-за Марселы, что ли?
— Почему неоднозначно? — спросил я, чтобы отвлечься от собственного внутреннего мира, в данный момент мучительного.
— Потому что великие свершения обычно требуют великих жертв. И этот раз не был исключением. И сама череда революций, и первые годы СТК4. Ты ведь знаешь, что первый состав КБР5 — тогда КОБРа — был практически полностью расстрелян? Но после того, как они сами расстреляли… кто знает, сколько, кто считал? Десятки, сотни тысяч? Может быть, миллионы. Если считать еще высланных, посаженных, попавших в ЗИНы6. Но и после преобразования КБР не так уж сильно изменился. И наконец, так сказать, Освобождение… в котором, извини, уже принимала участие и твоя мать. Оно, конечно, освобождение. Вопрос — от чего. И главное — какой ценой. И согласились бы сами освобожденные платить такую цену, если бы знали заранее.
— Гм, — я ошеломленно посмотрел вокруг. Кафе «Тройки» было полно народу — справа за столиком смеялись три симпатичные женщины, одна, темнокожая, с волной каштановых кудрей, хохотала особенно заразительно. Слева сидела компания техников, какой-то парень рассказывал, похоже, анекдот. Двое научников ожесточенно спорили, размахивая руками. Очередь толклась у стойки раздачи.
— Как-то я ни разу не смотрел на это с такой точки зрения… ну да. Конечно, революция требует жертв. Но что же теперь? Фарш невозможно провернуть назад. Это все уже прошлое…
— Но если прошлое не осмыслено, не извлечены уроки — оно влияет на настоящее. И оно может повториться! — наставительно заметил Аркадий.
— Не понимаю. Как конкретно оно влияет?
Аркадий вздохнул.
— Вот так, в двух словах… Да вот хотя бы один пример. Тысячелетиями люди формировали систему права. Кодексы, своды законов, уложения о наказаниях и о степени вины. КБР при всех его недостатках тоже должен был придерживаться хоть какого-то закона. А что теперь? Законов не существует, они полностью отменены! То есть в обществе воцарился беспредел.
— Но ведь существует Этический Кодекс! — возразил я.
— Но он не имеет силы закона, это набор рекомендаций. Каждый может толковать его так, как заблагорассудится. И что такое сейчас наша ОЗ? Общественная Защита! Да это по сути тайная карательная организация, способная кого угодно уничтожить, наказать как угодно без суда и следствия! — он взглянул на мое лицо и смягчился, — Я понимаю, что фактически такого не происходит, что это кажется преувеличением. Но суть остается той же — организация, которая не связана законом, не подчиняется закону, но имеет карательные полномочия. То есть, разумеется, эти полномочия имеет только совет — но ведь многое зависит и от самой ОЗ! Разве все это нормально? Мы вернулись к доисторическому миру, к сообществу кроманьонцев, где крикуны решали, кто виноват, и кому жить или не жить!
— Гм… — я не знал, что сказать на это. Определенный резон в словах Аркадия прослеживался. Но все это представлялось мне нелепым преувеличением.
— И это лишь один из примеров. На самом деле наше общество вовсе не так благополучно, как может показаться! И проблема наша — в том, что мы не учимся на ошибках прошлого!
Он коснулся виска — типичный жест человека, задействующего комм. У всех нас комм-нейроимплантат вживлен в височную кость, это практически еще один орган — не знаю, как люди раньше без него жили. Как будто без глаз и ушей. Чтобы работать с коммом, не нужно двигать руками — но машинально многие подносят палец к виску, такая привычка.
— Я кину на твой комм один файл. Это книга. Почитай на досуге, узнаешь много интересного.
— Угу, спасибо, почитаю, — я ощутил движение в собственном комме и мысленным приказом принял файл.
— И заходи почаще к нам на Тройку. Поговорим еще.
— Да, пожалуй, буду заходить, — искренне согласился я. В этот момент Аркадий показался мне, возможно, будущим другом. Странно — он так не похож на большинство, да и вообще человек не моего уровня — ученый, будущий директор. Но с ним почему-то легко. И интересно. Его слова… над ними стоит подумать.
