Расстройство сна [сборник] - [32]

— То, что мы с вами обсуждали. Выбросил его утренний «Клонифил» и поменял на хлорид калия. У него будет обширный инфаркт спустя полчаса после приёма этой таблетки. Учитывая наличие гипертонии в его истории болезни, никто не будет выяснять обстоятельств смерти.

Дверь открылась. Закрылась. В замке повернулся ключ.

А после — его собственный надрывно орущий голос. Кулаки, избивающие стену.

Он вырубил запись.

Его зрачки буквально заполнили глаза. Грудь продолжало стягивать. Он прошёл на кухню и проверил то, что и так знал. Маленькую голубую коробочку для таблеток, в которую он всегда клал дозы лекарств на завтрашний день.

На месте «Клонифила» не было ничего.

Рад тебя видеть! (черновик) Джека Кетчама

Эта история послужила основой для совместной работы Кетчама и Ли над сборником «Расстройство Сна».

Он не видел снов.

Уже очень долгое время ему ничего не снилось. По крайней мере, он не мог припомнить ни одного случая.

Народное поверье гласит, что если человек никогда не видит снов, он неизбежно сходит с ума — или изначально безумен, поэтому он думал, что, в принципе, сны ему снятся. Просто он не может их вспомнить. Фактически, это все равно что не видеть снов вообще. Тем не менее, его это вполне устраивало.

Но сны, скорее всего, были.

Иначе откуда было взяться его сонному бреду?

Да, он говорил во сне.

Почти каждую ночь, если верить словам Энни. Или Лоре, его жене. Сам он считал, что это началось ещё в колледже, в самый первый день, так как он хорошо помнил испуг Гарри, его соседа по комнате. Той ночью он уселся на своей кровати прямой, как столб, и пробормотал:

— Я пришёл к тебе сквозь пространство и время, но не через Нью-Джерси.

А после снова отрубился.

Гарри пару недель поглядывал на него с опаской.

— То, что тебе снится, — как-то сказал сосед, — это то, что ты воспринимаешь, рассматривая Других, рассматривающих тебя.

Ну, Гарри специализировался на психологии и был чуть смазливее, чем следовало.

Но после тридцати лет уже все начали жаловаться на его ночной бред. Лора даже купила беруши. По его мнению, это было очень грубо с её стороны.

По ночам он разговаривал чистым, почти дикторским голосом, всё что он говорил, было абсолютно осмысленным — или могло быть таковым, если вы могли найти правильный контекст для понимания. Но вы не смогли бы. Потому что контекстом были сами сны, а снов он не запоминал.

Болтовня не слишком доставала его. Поначалу Энни даже находила её забавной.

— Кто такая Милли? — спросила она его как-то утром.

На одной из его костяшек была царапина и немного засохшей крови — он смотрел на руку, думая о том, что могло оцарапать его во сне.

— А?

— Кто такая Милли? Ты говорил про неё в последний раз, — рассмеялась Энни. — Пусть Милли не покупает до расторжения брака. Судя по всему, будет куча грязищи…

Он тоже засмеялся.

— Похоже я торговался, — пояснил он.

Он работал на бирже. Судя по всему, в этот раз сон был посвящен работе.

Тем не менее, он не понимал, какое отношение к его заработку имеет чей-то развод. И он знать не знал никакой Милли.

Энни покачала головой.

— Ты что-то с чем-то, — сказала она. — Прямо как сейчас слышу: ПУСТЬ МИЛЛИ НЕ ПОКУПАЕТ…

— Надеюсь, она учла мои рекомендации, — сказал он.

В некоторые ночи их смешила эта его особенность, а в некоторые — когда Энни нуждалась во сне, а он будил её воплями вроде «ОТПРАВЬ ЭТО!» — она становилась источником раздражения. Но не более того.

Что раздражало на самом деле — так это храп.

Когда она впервые разбудила его пихнув локтем, он прямо-таки похолодел от ужаса.

— Ты храпел, — сказала она.

— Я не храпел.

Он взглянул на своё отражение в зеркале. Глаза были красными, опухшими. Обычно он просыпался с чистой головой.

Я не храпел.

Он просто-напросто не мог в это поверить. Храп это что-то свойственное старикам. А ему только сорок.

Вот его престарелый папаша был мастер похрапеть — его храп было слышно из любой комнаты. И нет, это не было смешно. Это было отвратительно. Это было так…

…бесконтрольно.

Если Билл Дюмонт что-то и ненавидел всеми фибрами своей души, так это отсутствие контроля. Из-за этого он бросил Лору и своего сына Филипа. Без оглядки, не испытывая чувства вины.

Лора постоянно опаздывала, забывала о запланированных делах, забывала заправить машину, когда бак оказывался полупустым.

Филип постоянно забывал вещи в школе — ланчбокс, новые перчатки, куртку. Ну и что с того, что ему было всего пять лет? Об этом ему постоянно ныла Лора — Билл, ему всего пять лет! — Ну и что? Если Филипу пять лет, он должен автоматически просить молока всякий раз, когда Билл смотрит матч по телеку, а «Джетсы» перехватывают у противника инициативу?

У всех есть свои оправдания. У матери Лоры был рак. Лора постоянно об этом думала. Разумеется. И он об этом знал. А у Филипа, если верить его школьному психологу, было небольшое расстройство внимания, с которым он бы рано или поздно справился по мере взросления.

Рано или поздно.

По мнению Билла, всё это не имело никакого значения. Ты либо контролируешь своё поведение и себя самого, либо нет.

Он терпел это дерьмо целых пять лет. И вот, избавился от них. А через три месяца встретил Энни за барной стойкой в «Оллстейте». Вот что случается, когда контролируешь свою жизнь. Порхаешь как бабочка, жалишь как пчела.