Расстрижонка - [16]

Штатный ответ: «В наш туалет. У нас в гестапо — самый лучший туалет во всём Третьем Рейхе» — пропускаю.

* * *

Я нервно хихикал про себя, глядя как слуга пытается одновременно оказаться и спереди, чтобы указывать дорогу, и сзади, поскольку впереди ходить простолюдину не положено.

Андрей встретил меня сидя, в окружении трёх или четырёх советников. По виду бояр можно было предположить, что их только что выдернули… из разных мест. Отхожих, интимных, молитвенных, спальных, едальных… ряд эпитетов продолжите сами.

«Глаз не продрал» — русское народное описание.

Так и лупают на меня своими… не продранными. А вот присутствие, на заднем фоне, хана Асадука и ещё пары половцев с саблями, позволяет оценить меру обеспокоенности государя. Что-то светоч наш и, так сказать, столп всея всего — малость задёргавши.

– Княже! Чтоб тебе не хворать долгие лета! Испрашиваю твоего дозволения дабы рассказать о делах моих да просить помощи.

Несколько потрясенный Андрей непонимающе спросил:

– Помощи? В чём тебе помощь моя надобна?

Я вытащил из полевой сумки на поясе лист бумаги, откашлялся и громко провозгласил:

– А имеем мы великую нужду в тканях разных. А особливо в льняных, и посконных, и шерстяных. А надобно нам их всех в полотняных штуках по тысяче. А всего три тыщи штук.

Я могу запросить и десять тысяч. Если даст, то не по моей нужде, а по своим возможностям. Очень сильно скорректированным «уважением ко мне» и другими, отнюдь не ткацкими резонами. Если вообще даст. В смысле — тканей, а не топором по шее.

Ткань меряют в штуках. Штуки для разного материала — разной длины. Штука полотна — 48 локтей. Почему локтями, а не аршинами? — Потому что «аршин» — пока только в Персии, на «Святой Руси» такой зверь — ещё не завёлся. У нас нынче есть «Николина мера» — её и прикладываем.

Моя манера начинать знакомство с «народными массами» усиленной санобработкой, приводит к закономерному результату — дефициту тканей. Своих мы ещё не делаем, взятое на туземцах… Часть — просто гнильё, часть — никогда в стирке и прожарке не бывала — такую усадку даёт!

Вот почему я битых «унжамерен» после «Ледового побоища» из подштанников вытряхивал. Но не каждый же день такое удовольствие бывает — богачество порточное приваливает!

– Т-а-ак… А пойдём-ка мы с тобой, мил дружок Ванечка, прогуляемся. Дело-то серьёзное, штук-то у тебя множество… Надобно в тишине обговорить-обдумать.

Когда Бешеный Китай вдруг называет вас «мил дружок» — это… бечь надо немедленно!

Но я же зачем-то сюда пришёл?!

Насчёт «штук у тебя»… Это он пошутил? Или — подколол? Похоже — съязвил. Многозначно.

Естественно, я выразил полную, безграничную и абсолютную готовность. Прогуляться со светлым князем хоть — куда. Хоть — зачем, хоть — в… хоть — на… Хоть — из-за-по-над… А так же — «с» и «от». Или — into. Ежели — вдруг.

Андрей, не оглядываясь на меня, двинулся куда-то вглубь комнаты. Там открылась низенькая, даже для него дверца, и мы, с парой половцев за мной следом, стараясь не расшибить головы об эти… факеншит! — притолоки и своды, двинулись какими-то неосвещёнными переходами на прогулку.

Такой, знаете ли, секретно-подземный плезир. Без бульвара, но с дефиляжем. И променадом в три погибели. Причём они думают, что все три — мои.

Ха-ха. Предки, блин. Попытаться заелдырить — можете. А вот уелбантурить — вряд ли.

Андрей шёл впереди, следом за слугой с огарком свечи, сзади мне дышал в шею луком хан Асадук. Почему-то мне не нравилось происходящее. Почему Андрей не вышел на двор, не повёл меня поверху? И эта его походка… Шарк-шарк… Это знаменитая кавалерийская походка как у Понтия Пилата перед казнью его собеседника, или уже просто старческое?

Как же он, бедненький, в этих… катакомбах? Я-то вообще — не разгибаясь. Но ведь и ему приходится, а с его больными позвонками…

Глава 400

Тут мы вышли в какой-то, худо освещённый коптилкой, закуток. В котором была деревянная дверь. Даже на вид она внушала душевное уважение и интуитивное опасение.

Общий пейзаж настоятельно требовал слогана: «Оставь надежду всяк сюда входящий». А так же — впихиваемый, всовываемый и вносимый.

Андрей стукнул в дверь, открылась окошечко, высунулась морда.

Ну и морда…! Где они такие берут? Или — боже мой… — сами делают?!!

Типа как на конкурсе в начале «Собора Парижской богоматери». На первое место… не уверен. Но в числе призёров — был бы обязательно.

Андрей повернулся ко мне и приказал:

– Пояс с мечами сними. Дальше с оружием нельзя. Вон лавка — оставь. Не боись — не украдут. У меня — воры долго не живут.

Злобный его вид, прозвучавшая многозначность в слове «вор» — меня несколько встряхнули.

– С превеликим удовольствием, распресветлый князь Андрей Юрьевич. Только — после вас.

Опять из меня русская классика выпирает. Но, как Манилов с Чичиковым, пихаясь животами и истекая деликатностью, мы с Андреем в эту дверь точно не полезем. Хотя бы потому, что её шире распахнуть можно.

Моя глупость — жалкая попытка трепыхаться, ерепениться, артачиться, кобениться и гонориться в такой ситуации… вызвала у него кривую усмешку. Он развязал пояс с мечом и положил на скамью. Под его насмешливо-злым взглядом я скинул с плеч портупею с «огрызками» и пристроил рядом с «мечом Святого Бориса».