Расстрелянный ветер - [52]

Саминдалов остановился и достал трубку. Васька отошел в сторону. Степан и Майра сказали друг другу что-то по-мансийски, Майра радостно ойкнула и вдруг принялась быстро-быстро целовать голову Саминдалова, а Степан, прижимаясь к ее груди, смеялся беззвучно, довольный.

У Васьки стало хорошо на душе, видя, как рады друг другу Степан и Майра. Он и сам вдруг почувствовал себя счастливым оттого, что других сделал счастливыми. Понравился сам себе, что в первый раз в жизни сотворил людям большое и хорошее.

Подошел к влюбленным, улыбаясь, зная заранее, что они ему благодарны.

— Кури, рума, трубку друга!

Васька принял из рук Саминдалова трубку, затянулся дымом, обратился к Майре:

— Муж?! — указал рукой на Степана.

Она опустила голову, потрогала себя за щеки, и Васька догадался, что девушка покраснела. Кивнула:

— Да!

Где-то вдали раздался выстрел. Сразу залаяли собаки. Луна вздрогнула и, как живая, испуганно нырнула в облако.

Выстрел глухо цокнул, будто топором ударили по высокой сосне.

«Погоня!» — догадался Васька, и все втроем бросились бежать друг за другом. Зашуршали в траве, раздвигая ее на две шумящие стены. Травы мокрые, росистые, колюче-холодны. Ступили на берег, спотыкаясь о камни.

Вот и плоты!

Там уже слышали выстрелы и ждали, готовые оттолкнуться от берега.

Саминдалов и Васька встали на гребь, не обращая внимания на ругань Жвакина.

— Доигрались! Все по местам! Отчаливай! — скомандовал трясущийся Жвакин, и плоты поплыли по течению, оставляя вдали берег с черемуховыми кустами, сосновым бором, скалой и шестью юртами, в которых стало человеком меньше.

Григорьев, налегая грудью на гребень, хохотал, посматривая в сторону Жвакина. Васька работал изо всех сил, затягивая песню: «Эй, ухнем!..»

Майра стояла рядом с Саминдаловым, держась за его пиджак. Коля-колесо смотрел в их сторону и кричал Тоне:

— Иди, успокой ее, успокой…

По берегу за плотами далеко-далеко бежали две тени, и там раздавались выстрелы. Это отец и брат Майры. Слышались их гортанные мансийские проклятия.

Майра смотрела на них и плакала навзрыд, и опять Саминдалов не понял, как полтора года назад, отчего она плачет — жалко их или боится, что догонят ее и вернут обратно.

Она прижималась к нему, пряча голову на груди, а он, опустив гребь, хмуро поглаживал ее по плечу, скрывая где-то в уголках губ довольную улыбку. Вскоре показался Олений камень, и плоты, обогнув его, пошли тише.

ЛИВЕНЬ

Когда утихли выстрелы и вдали скрылся Олений камень, плоты пошли ровнее и медленнее по течению. И только утром все сошлись около счастливого манси поглядеть на украденную.

Саминдалов гладил Майру по голове, а она смотрела на всех из-под его руки удивленными и чуть испуганными глазами. Узелок ее лежал у ног, и Саминдалов и Майра, казалось, не замечали его.

Первым подошел к ним Васька, потрогал Майру за подбородок и подмигнул ей: мол, не трусь.

— Ну вот, теперь вы и счастливы!.. Майра, пойдешь за меня замуж? Смотри, я какой парень… — он выпятил грудь и пригладил волосы.

Майра покачала головой, засмеялась и ткнула пальцем в грудь Саминдалова:

— Он муж.

— Да он плохой, зачем он тебе?.. А у меня денег много! Я тебе шелковое платье куплю… О, старик ругаться идет! — Васька кивнул на Жвакина, который подходил к ним, недовольно бормоча что-то.

Васька вспомнил, как Жвакин воровато оглядывался и крестился во время погони, как он пригинался, вздрагивая от выстрелов, как хохотал Григорьев, посматривая на него, и как Жвакин, бледный, прошептал, когда скрылись за Оленьим камнем:

— Слава богу, никого не убили!..

А сейчас он раскричался, размахивая руками:

— Разбойники вы! Ведь судить за это будут. Украсть живого человека!!! Мне-то што, по судам таскать всех будут — как да что?..

— Ну, тебе горевать не от чего. Сами ответим, — отстранил его Васька, — не кричи, Майру напугаешь.

Майра задумчиво смотрела на подошедших Григорьева, Тоню и Колю, виновато опустив голову и не понимая, почему этот старый человек зол и не радуется, что она наконец-то вместе со Степаном.

Жвакин не унимался:

— Еще не хватало, чтоб на плотах детский сад открыть! У нас работа, серьезное дело. Задание есть, сроки есть… Любая остановка в пути по карману ударит. Этих, — кивнул он белой бородкой в сторону Тони и Коли, — подбирали, а плоты ведь к сроку надо привести. За простои деньги никто платить не станет…

Васька остановил старика:

— Ладно, закрывай митинг! Философ! Расшумелся тут… Радоваться надо! Люди перед тобой — не рубли! Семья, понимаешь, семья новая получилась… Это штука серьезная, старику не понять. Никто любовь судить не будет!

Васька чувствовал себя героем, он стоял рядом с Саминдаловым и Майрой и хвастливо курил трубку. Все знали, что трубка принадлежит Саминдалову, и знали, что манси дают другому покурить из своей трубки в знак глубокого уважения.

Жвакин отошел в сторону, сплюнув и махнув рукой. Он понял, что никто ему не сочувствует, а значит, кричал он зря, и с грустью позавидовал, когда Саминдалов отдал Ваське Дубину свой нож с красивым футляром, за который на базаре в Ивделе можно бы выручить несколько сотен.

— Отныне ты мой брат и брат Майры. Родится сын — Василием назовем.