Расстрел на площади - [26]

Из рабочего донесения Захаренко И. А.

«…Живу на квартире у гостиничного администратора М. Д. Патрищевой. Снимаю отдельную комнату. Хозяйка квартиры — одинокая женщина, мать двоих детей. Муж несколько лет назад погиб в результате автомобильной катастрофы (попал под грузовик в пьяном виде). Дочь — восемнадцати лет, рабочая-шлифовальщица на электровозостроительном заводе. С ее помощью рассчитываю завязать в рабочей среде нужные связи и получить необходимую мне информацию. Сын — тринадцати лет, учащийся школы. По окончании восьмилетки собирается поступать в военное училище. Уровень жизни в семье — средний. Судя по ежедневному меню, они не испытывают острой нужды в продуктах. Насколько я понимаю, хозяйка периодически использует свое служебное положение, поселяя в гостиницу вновь прибывших за вознаграждение.

…По первому общению с директором электровозостроительного завода Л. К. Петуховым могу судить, что он человек идейно выдержанный и политически грамотный. Поддерживает активную связь с заводской партийной организацией и вышестоящими органами. Антисоветских и антиправительственных взглядов не выказал.

У нас состоялось короткое знакомство, он обещал всемерную помощь в «сборе материала для литературного произведения» о рабочем классе Новочеркасска. Моя легенда по-прежнему действует безупречно.

…Состояние завода во всех смыслах могу оценить как среднее. Материальная часть содержится в относительном порядке, хотя по отдельным приметам возможно предположить, что и здесь тайно процветает мелкое воровство. Я заметил, как во время моей ознакомительной экскурсии по территории завода, которую специально для меня проводил комсорг предприятия Милютенков Т. Ф., человек в рабочей спецовке незаметно проскользнул сквозь щель в ограждении, прижимая что-то к груди. Таким образом, всесторонняя проверка соответствующими органами на предприятии не помешала бы.

Настроения рабочих я пока не уловил в полной мере. Комсорг сказал, что в ближайшее время состоится прием в партию молодых рабочих, хорошо зарекомендовавших себя в производственной и общественной жизни. Непременно познакомлюсь с кандидатами и попытаюсь выяснить их внутренний настрой.

…Продолжаю наблюдения и жду дальнейших инструкций».

8. Родине, блин, служить

— Равняйсь! Смир-р-рно!

У старшего лейтенанта был грозный вид застарелого вояки и смешная фамилия Школьник.

Шевеля усами и грозно вращая белками крупных, навыкате глаз, он прошелся вдоль строя новобранцев, заглядывая каждому в лицо и словно оценивая, кто чего стоит.

Напротив Мити он остановился и с неудовольствием скривил губы.

— Два шага из строя, товарищ рядовой!

Митя не сразу понял, что приказание относится к нему.

— Выполняйте! — рявкнул старший лейтенант. Митя повиновался.

— Фамилия?

— Бажин.

— Не слышу!

— Рядовой Бажин!

— Та-ак, — протянул командир взвода и резким движением одернул гимнастерку, — вот только ба-жиных нам и не хватало… Москвич?

— Так точно! — гаркнул Митя, надеясь зычным голосом исправить нелестное впечатление, которое, как видно, успел составить о нем начальник.

— Москва — хороший город. Туалеты чистить умеешь?

— Ч-что? — растерялся новобранец.

— Болт в пальто. Отвечайте старшему по званию.

— Т-туалеты? Никак нет, не умею.

— Научишься. Это я тебе обещаю.

И Школьник двинулся дальше, а Митя глядел ему в спину, не зная, может ли встать в строй или должен оставаться на месте.

Служба в армии проходила для Мити вовсе не так, как сам он ожидал. Воображение рисовало ему военные горны, осанистого генерала, принимающего утренние парады, и, конечно, внимательного отца-офицера, любимца солдат, который покажет, обучит, введет новичков в строгую армейскую жизнь.

Но на деле никакой торжественности и значительности не было и в помине.

Утро начиналось с суматошного крика дневального: «Рота, подъем!», и сонные, не успевшие продрать глаза новобранцы бежали на плац, чтобы размахивать ногами и руками, прыгать, отжиматься и производить массу других бесполезных действий.

Занятия по учебной подготовке разворачивались на территории части: солдатам раздавали грабли, метелки и совки, и последующие полдня они мели, скребли и чистили все, что попадалось под руку. Затем появлялся старшина и, внаглую сплюнув на до блеска выдраенную скамью, начинал орать, что всех отправит на гауптвахту, потому что вокруг срач, а на скамейку кто-то нахаркал. Солдаты молчали, перепуганно хлопая глазами.

Потом старшина, вдоволь накричавшись, удалялся развинченной походочкой, покуривая папиросу, а одуревшим от начальничьего нагоняя новобранцам приходилось покорно начинать все сызнова.

Эта бессмысленная круговерть повторялась изо дня в день.

Митя не без растерянности наблюдал за происходящим, думая, что, должно быть, очутился в какой-то особенной, нетипичной военной части. Потому что всем известно: армия — школа жизни; а тут ничем похожим и не пахло. Ну, скажите на милость, какая может быть школа жизни с метлой в руках и бесконечным вытиранием старшинских плевков!

Митя с трудом боролся с разочарованием.

Даже знаменитая солдатская дружба и взаимовыручка и та на проверку оказалась не более чем мифом.