Расстрел на площади - [14]
В вагоне воняло провинцией. Да-да, именно так: не кислой капустой, луком и хлебными пережаренными котлетами, а глухой вечной провинцией, и скукой, и тоской.
После шумной, полной сил и молодости Москвы контраст был слишком разительным.
Игорь с трудом отгонял прочь невеселые мысли.
Может, и права была Галина. Под крылом Анатолия Дмитриевича жилось бы теплее и спокойнее, а уж о командировках в Тьмутаракань вроде этой и Думать бы не приходилось.
Но сам Анатолий Дмитриевич ни разу открытым текстом не предлагал перейти под его покровительство, а Игорь не напрашивался.
И зря — так думал он всякий раз, когда приходилось ехать неизвестно куда и неизвестно насколько, особенно если в таком вот тесном и душном плацкартном вагоне.
(Разумеется, он мог бы взять и мягкий, но — роль обязывала, он не должен был выделяться из толпы, он обязан был оставаться среди прочих, слушать, смотреть, анализировать.)
Разговоры в поездах всегда были об одном и том же, и Игорь уже заранее мог предсказать, что через час после отправления со станции попутчики начнут жаловаться друг другу на тяжелое житье-бытье, спорить про возделывание кукурузы и еще про то, где легче — в городе или в деревне.
Лично для себя он давно ответил на этот вопрос: легче в ЦК КПСС, там в буфете клубника, говорят, даже зимой бывает, не говоря уже обо всем остальном.
Впрочем, этим своим наблюдением он ни с кем не делился.
Когда Галина впервые привезла его на «скромную» служебную дачу Анатолия Дмитриевича, Игорю стоило больших трудов сохранить на лице обычное невозмутимое выражение.
Анатолий Дмитриевич пригласил его в свой кабинет и несколько минут задавал необязательные вопросы про самочувствие и настроение, а потом, строго поглядев из-под очков с толстыми линзами, отчетливо произнес:
— Надеюсь, вы не из болтливых молодых людей. Мне вас рекомендовали в комитете как надежного товарища. Так вот, ОНИ, — сделал неопределенный жест за спину Анатолий Дмитриевич, — ОНИ не должны знать о наших возможностях. Вы понимаете, надеюсь, о ком я говорю. Игорь понимал.
Анатолий Дмитриевич говорил обо всем великом и гордом советском народе.
В накуренном тамбуре молоденькая проводница подметала пол и собирала в совок окурки.
— Станция через полчаса, — объявила она, не дожидаясь вопроса и даже не подняв на Игоря глаза.
— Странно, — сказал Игорь.
— Что — странно? — удивилась проводница, захлопав белесыми ресницами.
— Вы первая, кто не замечает, как я похож на киноартиста. — Ему вдруг захотелось немного побузить.
— Много вас тут таких, а я одна, — отрезала собеседница, явно не желая вступать в разговор.
Игорь шутливо-удивленно огляделся:
— Мне казалось, я тоже один. Давайте теперь будем вдвоем!
— Гражданин, вы куда едете? Вот и едьте себе, а мне не мешайте.
— В Новочеркасск. Это очень далеко, девушка.
— В Новочеркасск? — Казалось, проводница удивилась и обрадовалась. — Нет, правда? Вы меня не разыгрываете?
— Чтоб я сдох, — весьма убедительно отвечал он.
— Вот удача-то! — Она выпрямилась, отбросив в сторону общипанную метелку, и тыльной стороной ладони откинула со лба светлую прядь волос. — А можете сделать, что я попрошу?
— Для вас — что угодно! Хотите, луну с неба достану!
— Да ну вас, — смущенно улыбнулась проводница, — вот все вы такие, мужики пассажиры, просто спасенья от вас нет никакого! Не нужна мне ваша луна. Мне сестренке двоюродной посылочку передать нужно. А? — И она умоляющими глазами поглядела на собеседника.
— Ну, если она такая же симпатичная, как вы…
— А если не такая?
— Ну-уу, — разочарованно протянул собеседник, — тогда это скучно. А где она работает?
— На заводе.
— Небось толстая, рыжая, волосы сзади в пучок собраны, вся в веснушках, — от нее все время кислым борщом пахнет!
— Ничего подобного! — попыталась заступиться за родственницу проводница, но вошедший в роль Игорь даже бровью не повел и продолжал как ни в чем не бывало рисовать воображаемый портрет:
— …Лет сорока — сорока пяти, трое детей, муж с газетой и сварливая свекровь на кухне…
— Да вы что?! — возмутилась девушка. — Какой еще муж?! Она не замужем.
— Что, в таком возрасте — и не замужем?!
— В каком еще — таком?
— Преклонном. Выходит, она старая дева?
— Вы же меня разыгрываете! — наконец сообразила проводница. — Как же не стыдно!
— Не стыдно, — смиренно согласился Игорь, сдвинув брови домиком.
— Значит, вы человек ненадежный…
— Еще какой надежный. Загляните в мои честные глаза, и все сомнения отпадут сами собой.
Девушка попыталась притворно нахмуриться, но в конце концов не выдержала и рассмеялась.
— Значит, передадите? — спросила она.
— Легко! — ответил Игорь.
— Что, правда?
— Чтоб я сдох!
— Ее Дашей зовут, она на электровозном заводе работает… или как там его называют?
— О, так мы с ней коллеги… некоторым образом. Я не шучу, — опередил реакцию проводницы Игорь, предостерегающе подняв указательный палец. — Как раз на электровозостроительный и еду. А она кто? Какая-нибудь формовщица-штамповщица?
— Даша — медсестра, — сообщила проводница, — работает в заводском медпункте.
— Превосходно. С детства люблю медсестер. Нет ничего приятнее, чем скидывать перед хорошенькой медсестрой штаны, пусть даже и для укола.
Каким был легендарный властитель Крита, мудрый законодатель, строитель городов и кораблей, силу которого признавала вся Эллада? Об этом в своём романе «Я, Минос, царь Крита» размышляет современный немецкий писатель Ганс Эйнсле.
"Пётр был великий хозяин, лучше всего понимавший экономические интересы, более всего чуткий к источникам государственного богатства. Подобными хозяевами были и его предшественники, цари старой и новой династии, но те были хозяева-сидни, белоручки, привыкшие хозяйничать чужими руками, а из Петра вышел подвижной хозяин-чернорабочий, самоучка, царь-мастеровой".В.О. КлючевскийВ своём новом романе Сергей Мосияш показывает Петра I в самые значительные периоды его жизни: во время поездки молодого русского царя за границу за знаниями и Полтавской битвы, где во всём блеске проявился его полководческий талант.
Среди исторических романистов начала XIX века не было имени популярней, чем Лев Жданов (1864–1951). Большинство его книг посвящено малоизвестным страницам истории России. В шеститомное собрание сочинений писателя вошли его лучшие исторические романы — хроники и повести. Почти все не издавались более восьмидесяти лет. В шестой том вошли романы — хроники «Осажденная Варшава», «Сгибла Польша! (Finis Poloniae!)» и повесть «Порча».
Роман «Дом Черновых» охватывает период в четверть века, с 90-х годов XIX века и заканчивается Великой Октябрьской социалистической революцией и первыми годами жизни Советской России. Его действие развивается в Поволжье, Петербурге, Киеве, Крыму, за границей. Роман охватывает события, связанные с 1905 годом, с войной 1914 года, Октябрьской революцией и гражданской войной. Автор рассказывает о жизни различных классов и групп, об их отношении к историческим событиям. Большая социальная тема, размах событий и огромный материал определили и жанровую форму — Скиталец обратился к большой «всеобъемлющей» жанровой форме, к роману.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.
Что мы знаем о Русско-японской войне 1904-1905 гг.? Россия стояла на пороге катастрофы, изменившей ход истории: до Первой мировой оставалось 10 лет и всего лишь 13 – до Октября 1917-го. Что могло произойти, если бы мы выиграли эту войну? И почему мы ее проиграли? Советские историки во всем винили главнокомандующего А.Н. Куропаткина, но так ли это на самом деле? Чей злой умысел стоит за трагедией Моонзунда?Автор отлично знает, о чем пишет. Он первым начал исследовать историю и организацию военных спецслужб Российской империи, опубликовав в конце 80-х – начале 90-х годов XX столетия целый ряд работ по этой теме.
Жизнь известного британского шпиона Сиднея Рейли — загадка для историков. События в ней переплетались с невообразимой причудливостью — дипломатическая деятельность соседствовала с бизнесом, географические исследования со шпионской работой, причем сразу на несколько правительств, любовные интриги сменяли одна другую, словно в калейдоскопе. По разным сведениям он даже находился одновременно во многих местах! И над всем этим витал дух Авантюры.
Самая страшная тайна отечественной истории XX века не разгадана до сих пор. Хотя для этого создавались десятки авторитетнейших комиссий, к ее расследованию в разные годы привлекались лучшие следователи своего времени. 1 декабря 1934 года некто Леонид Николаев убил секретаря ЦК ВКП(б) С. М. Кирова. Какие силы стояли за выстрелом, поднявшим волну неслыханного террора на долгие годы? Кто такой Николаев: маньяк-одиночка? Отчаявшийся безработный? Провокатор? Фанатик? Наконец, какую роль в том событии сыграл Сталин? Об этом повествуется в книге, об этом был фильм показанный Телекомпанией НТВ.
Книга профессионального дипломата и историка О. Ф. Соловьева увлекательно рассказывает о развитии масонского феномена в России XVIII — начала XXI веков, причастности его адептов, детей Вдовы, к важнейшим историческим событиям. Перед нами проходят облики царей и вельмож, полководцев и дипломатов, писателей и художников, революционеров, либералов и консерваторов — от членов династии Романовых до Ленина, Троцкого, советских генсеков и нынешних демократов. Приводятся уникальные материалы Особого архива КГБ и зарубежных архивов, ранее запрещенные для печати.