Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана - [9]

— Я глубоко тронута, мистер Макги.

— Трэв. Сокращенно от Трэвис.

— Спасибо, Трэв. Как вы думаете, что-нибудь получится?

— Еще не знаю. Но нам следует заключить что-то вроде соглашения.

— Какого рода?

— Джуниор Аллен нашел то, что прятал ваш отец. Если я узнаю, что это такое или чем это было и где он это взял, то, возможно, найдется человек, которому это принадлежит по праву.

— Краденого мне не нужно.

— Если удастся хоть что-нибудь вернуть, Кэтти, сперва я вычту свои издержки. То, что останется, поделим пополам.

Она немного подумала.

— Мне это кажется справедливым. Ведь иначе я не получу ничего.

— И никому не рассказывайте, о чем договорились. Если спросят, я просто ваш друг.

— Начинаю думать, что так оно и есть. Скажите, а если ничего не получим, как же ваши издержки?

— Это мой риск.

— Неужели я когда-нибудь перестану брать в долг? Бог ты мой, я столько должна! Даже Чуки немного.

— Хочу задать вам несколько вопросов.

— Спрашивайте прямо.

— Знаете ли вы кого-нибудь, кто служил вместе с вашим отцом?

— Нет. Видите ли, он хотел летать. Он пытался добиться допуска к полетам, но был то ли недостаточно молод, то ли недостаточно тренирован, то ли еще что-то. Его призвали в сорок втором. Когда он уехал, мне было шесть лет. Его готовили где-то в Техасе, и в конце концов он оказался… в отделе воздушных перевозок, кажется.

— ВТА? Военно-транспортная авиация?

— Вот-вот. Точно. Так он и оказался в небе. Не управлял самолетами, но все-таки летал на них. Стал командиром экипажа. Мы получали часть его жалованья, и нередко это были стодолларовые чеки, так что дела у него шли хорошо. Однажды пришло сразу три за раз. Мама откладывала что могла, ожидая его возвращения. Как оказалось, делала это не напрасно.

— Но с кем он служил, вы не знаете?

Она наморщила лоб:

— Иногда в письмах упоминались какие-то люди. Он не часто писал. Моя мать хранила эти письма. Не знаю, может, сестра выбросила их после ее смерти? Или они еще лежат где-нибудь? Да, порой в них встречались имена.

— Можем мы завтра поехать к вам домой и поискать?

— Думаю, да.

— Я хотел бы встретиться с вашей сестрой.

— Зачем?

— Любопытно, что она скажет о Джуниоре Аллене.

— Она скажет, что предупреждала меня. Он ей не очень нравился. Могу я рассказать ей, зачем к вам обратилась?

— Нет. Лучше не стоит, Кэтти. Представьте меня как друга. Я сумею навести ее на разговор о Джуниоре Аллене.

— Но что сможет она вам рассказать?

— Может быть, и ничего. А может быть, что-нибудь такое, чего вы не замечали.

— Я буду рада лишний раз повидать Дэви.

— За что Аллена посадили в тюрьму?

— Он говорил, что это чудовищное недоразумение. Пошел в армию и решил стать кадровым военным. Попал в ВМС, был рулевым, плавал на маленьких судах-аварийках, как их называют. Потом перевелся в отдел снабжения, а в пятьдесят седьмом его арестовали за продажу армейского имущества одной гражданской компании. Он признал, что продавал понемногу, но не в таких количествах, как утверждало обвинение. Однако на него навесили все недостачи, разжаловали и упекли на восемь лет в Ливенуорт. Он, правда, вышел через пять. Там он оказался в одной камере с отцом и, когда приехал к нам, говорил, что отец очень просил его нам помочь. Вот такие сказки рассказывал.

— Откуда он родом?

— Из-под Билокси. Вырос на катерах, поэтому его и в армии определили во флот. Говорил, что друзей у него там не осталось.

— И вы в него влюбились?

Она взглянула на меня настороженно и взволнованно:

— Не знаю, была ли это любовь. Я не хотела, чтобы все было так… прямо в моем родном доме, при живой еще тогда матери, и Дэви здесь же. Да еще Кристина и двое ее малышей. Мне было стыдно, но я ничего не могла с собой поделать. Теперь не понимаю, как такое могло случиться. Я же все-таки побывала замужем-, и у меня был еще один мужчина, кроме мужа и Джуниора Аллена. Но Джуниор — он совсем другой. Мне трудно без смущения рассказывать постороннему, но вдруг вам важно об этом знать. Так вот. В первый раз он принудил меня силой. Бывал и нежным и любящим, но после… Говорил, что извиняется. Но все равно всегда набрасывался, словно дикий зверь, слишком грубо и слишком часто. Утверждал, что с ним всегда так, вроде не может с собой совладать. И через некоторое время он так изменил меня, что грубость уже не казалась грубостью, и я перестала обращать внимание, сколько раз и где он на меня накидывался. Я жила словно во сне, никогда не просыпаясь до конца, чувствуя себя податливой и одурманенной, не обращая внимания на косые взгляды, зная только то, что он хочет меня и что я хочу его. Он сильный человек и за все время, что мы были вместе, не ослабил своего напора. Обращайся с женщиной так — и голова у нее пойдет кругом, потому что на самом деле это чересчур. Но остановить его было невозможно, а потом я уже и не хотела, привыкла жить этой сумасшедшей жизнью. Так что когда он вернулся и поселился у этой миссис Аткинсон… Я все думала и думала, как же…

Она вздрогнула, словно мокрый щенок, и с жалкой улыбкой сказала наконец:

— Как же он в два счета сумел сделать из меня такую дуру. Я была для него просто очень удобной ширмой, пока он искал то, что спрятал мой отец. А я-то думала все это время, что он интересуется мною. — Она взглянула на часы на стене. — Я должна идти, мне еще готовиться к следующему выступлению. Когда хотите отправиться?