Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана - [34]

Возможно, Дэвид Бэрри в отчаянии решил заключить с Джуниором Алленом сделку. Но то ли старый летчик просчитался, то ли смерть пришла к нему слишком рано, однако Джуниору Аллену уже было известно, где искать. Потом он долго жил в доме Бэрри, все хорошенько обдумал, облазил окрестности и наконец нашел.

Ком воска, похожий на огромный толстый блин. Дожди, жара и соляные испарения разъели контейнер. И еще там наверняка были жуки, давно пристрастившиеся к этому воску. Сверкая на фоне бледных корневищ и грязи, они растерянно таращились на коленопреклоненного Аллена, удивленно слушали его прерывистое дыхание и гулкие удары сердца, которое бешено колотилось, когда он извлекал их вместе с остатками фляжки из земли.

Эти жуки по-прежнему будут есть воск, пожирать старую парусину. Но однажды произойдет мутация, и на свет появится новое поколение насекомых, переваривающих бетон, разлагающих на молекулы сталь, жадно пьющих кислотные лужи, жирующих на пластмассе, смакующих стекло. Тогда города падут, и человек будет отброшен обратно в океан, из которого в незапамятные времена вышел на сушу.

Когда я свернул с Бахья-Мар и обнаружил, что нахожусь уже недалеко от «Дутого флэша», то заметил свет больших желтоватых фар «Мисс Агнесс», прорезавший сумерки. Этот свет был удивительно приятен. Добро пожаловать, путешественник! Я посигналил, желая избавить Лоис от лишних волнений, перешагнул через цепь и двинулся внутрь. Но Лоис все же немного испугалась, когда я распахнул дверь в салон.

Она попятилась и улыбнулась.

— Привет, или добро пожаловать домой. Что-то в этом духе, Трэв.

За три дня с ней произошла разительная перемена. Темно-голубые брюки со смешными маленькими желтыми тюльпанчиками. Нежная бежевая блузка с рукавами ниже локтя. Волосы стали короче, а лицо, шея и руки покрылись золотистым загаром.

— Настоящая туристка! — сказал я.

— Я подумала, что в этом буду выглядеть не такой костлявой.

— Чертовка.

— Ты так считаешь? По-моему, мне идет.

Меня провели по всей яхте, пришлось признать, что я в восхищении. Стены коридора вымыты и вновь покрашены в более симпатичный цвет. В ванной новые шторки. Палубу она решила показать днем, чтобы я смог оценить ее труды по достоинству.

Я отнес чемодан в каюту, вернулся в салон и объявил, что она оказалась полезным гостем. Мы стояли и улыбались друг другу, затем она вдруг прижалась ко мне, всхлипнула и отошла, шмыгая носом.

— В чем дело?

— Ничего…

— Успокойся, Лоис. Что случилось?

Она резко обернулась:

— А разве что-нибудь должно случится? Может, я рада, что ты вернулся. Сама не знаю…

Она заново учится использовать все эти женские штучки: хитрит, пытается провести меня и увиливает от ответа. Что ж, это — награда за труды. Она выздоравливает, и я этому страшно рад. Мне совсем не хотелось тут же лишать ее в таких муках обретенного покоя. Просто она изменилась слишком неожиданно…

— Я приготовлю тебе выпить, — сказала она. — Я продала дом.

— Деньги получила?

— Скоро…

— Прости, но…

— Ты о доме? Это самое обычное жилище. Я ведь пряталась в этой Богом забытой деревушке, потому что мне казалось, что я никому не смогу быть хорошей женой.

Она принесла стакан и протянула его мне.

— Ты, кажется, немножко поправилась, дорогая? — спросил я.

Она лучезарно улыбнулась.

— Сегодня днем — сорок восемь.

— Это твоя норма?

— О, одна восемнадцатая. — Она похлопала себя по бедрам. — После одной двадцатой все идет сюда.

— Итак, если игра в прятки окончена, что ты собираешься делать?

Это был глупый вопрос, озадачивающий и прозаический. Но слово не воробей. Она вспомнила о долге. Она могла день за днем находить работу рукам, не поднимая головы. А я грубо разрушил такую хрупкую еще гармонию, воцарившуюся было в ее душе. Темные раскосые глаза Лоис сразу стали похожими на глазенки загнанного зверька, она прикусила губу и сжала кулачки.

— Не сейчас, — попытался я исправить положение, — когда-нибудь.

— Я не знаю. Как тебе Нью-Йорк, Трэв?

— Там было жарко, Лоис.

— А Техас, Трэв?

— Я бы не сказал, что весело, даже не соображу, как это назвать.

Она отмерила мне пол-улыбки.

— Мы идем куда-нибудь сегодня вечером?

— Нет, я сама приготовлю ужин, честное слово.

Я поглядел на часы:

— Мне нужно съездить в больницу. Засеки время, я вернусь минут через сорок. К этому времени ты должна принять душ и переодеться.

— Да, сэр. Ой, я должна тебе шесть долларов тридцать центов за телефонный разговор.

— Эти брюки очень сексуальны, миссис Аткинсон.

— Я звонила брату. И поболтала с Люсиль. Я ничего-ничего ей не сказала. Только сообщила, что болела, а сейчас чувствую себя лучше.

— Вы краснеете, миссис Аткинсон.

— Тогда не говори про эти штаны. Я купила их сегодня и подозреваю, что зря.

Кэтти лежала в шестиместной палате. Я пододвинул стул к кровати, поцеловал свою клиентку в лоб и сел рядом с ней. Надеюсь, она не заметила испуга на моем лице. Болезненно задумчивая симпатичная неуверенная мордашка исчезла. Передо мной был грозовой закат, спелый помидор, странно раздувшийся гриб. И единственная узенькая щелочка глаза. Левая рука — в бинтах.

— Привет, — проговорила она мертвым голосом, с трудом шевеля распухшими губами.