Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана - [12]

— Как работник он вас устраивал?

— Если бы не устраивал, я бы его не держал. Нет, вполне годился. Расторопный, хороший ремонтник, просто незаменимый, когда время подпирает. Коллеги его любили. Все время улыбался и всегда находил, что нужно починить или подправить. Разве что был слишком вежлив с женщинами, которых обслуживал, имею в виду — с хорошенькими женщинами. Ну, втирал иногда очки. Но никто не жаловался. Откровенно говоря, я огорчился, когда он уволился. В нынешние времена люди не хотят работать.

— В денежных делах на него можно было положиться?

— Я думаю, да. Не верится, чтоб он остался кому-либо должен после того, как уволился, и если даже и задолжал, то наверняка сумел расплатиться через месяц, когда вернулся. По-моему, он каким-то образом вытянул эти деньги из миссис Аткинсон. Если так, она может жаловаться, а мне не на что.

— Где я могу ее найти?

— Видите вывеску впереди на шоссе? Сразу после нее поверните направо, поезжайте прямо до набережной и опять направо. Ее дом по правой стороне второй. Белый, невысокий и длинный.

Это был один из тех флоридских домов, которые я ненавижу. Всюду камень, кафель, стекло, алюминий. Ледяная, прямо-таки больничная атмосфера. Все эти дома кажутся просто сложной системой коридоров, тамбуром перед так и не построенным вместилищем настоящего тепла и уюта. Попав в эти комнаты, начинаешь ловить себя на мысли, что все время ждешь чего-то плохого. Чувствуешь, вот-вот распахнется дверь, тебя вызовут и прежде, чем тебя наконец отпустят, произойдет что-то ужасное. В таком доме жильцы не оставляют следов, и после их отъезда помещение выглядит так, словно здесь лишь недавно смыли кровь.

Чахлые высохшие кусты заполняли палисадник. Грязно-белый «тандерберд» примостился в двойном гараже. Свежая красно-белая вывеска гласила, что Джефф Бока будет счастлив продать это владение кому угодно. У главного входа я остановился и нажал пластиковую кнопку. В доме раздалось треньканье, потом послышалось приближающееся глухое шлеп-шлеп сандалий по кафелю. Белая дверь распахнулась, и я отбросил все, что успел навоображать о внешности миссис Аткинсон.

Она оказалась высокой стройной женщиной, на вид чуть за тридцать. Кожа резко белела в полумраке, словно изображение на мелкозернистой пленке, и чуть светилась, как у ребенка или у манекенщицы. Форма длинных прекрасных рук и хрупких запястий, темная волна волос и нежные подвижные черты точеного лица производили впечатление чего-то слишком тонко сработанного, слишком тщательно взращенного, слишком красиво изображенного и совершенно несовместимого с естественными жесткостями человеческого существования. Глаза большие, чуть раскосые, очень темные и широко расставленные. На ней были темные бермуды, сандалии и накрахмаленная бело-голубая блузка. Никаких украшений. Губы лишь слегка тронуты помадой.

— Кто вы? Что вам нужно? Кто вы?

Она говорила тихо, быстро и напряженно, прекрасные губы подрагивали. Казалось, она на грани нервного срыва и держит себя в руках с огромным трудом. От нее исходил густой и тяжелый запах бренди. Впрочем, и без того ее выдавали неуверенные движения и бегающий взгляд, который она явно не могла сфокусировать.

— Миссис Аткинсон, меня зовут Трэвис Макги.

— Ну? Ну? Что вам нужно?

Я попробовал принять обезоруживающий вид. Это я умею. У меня подходящее лицо. Загорелый американец. Светлые глаза и ослепительно белые зубы на смуглой скуластой физиономии. Удачные морщинки народного героя в уголках глаз и застенчивая подкупающая улыбка, если потребуется. Мне говорили, что, когда меня вынуждают применять силу, я становлюсь похожим на дьявола, выскочившего из самых жутких закоулков ада, но мне об этом ничего не известно. В зеркале я неизменно вижу лицо этакого молодого инженера из старых фильмов, строящего мост через реку, несмотря на всевозможные напасти, вплоть до отравленной стрелы, торчащей из его мужественного плеча.

Так что вид у меня был совершенно обезоруживающий. Когда тебе что-то дано, грешно этим не пользоваться. Многие грабители выглядят как люди, заслуживающие абсолютного доверия.

Ты используешь свое лицо, чтобы строить гримасы, играть роли, подхватывать реплики. Ежедневно при каждой встрече с любым другим человеком становишься таким, каким, по твоему мнению, тебя хотят видеть или, если у тебя другие цели, как раз таким, каким не хотят. Будь это не так, спрятаться было бы невозможно.

— Я всего лишь хотел поговорить с вами о…

— Я показываю дом только по предварительной договоренности. Таковы условия. Мне очень жаль.

Этот голос и эту дикцию им прививают еще в маленьких школах, в которые они ходят прежде, чем поступить в те большие колледжи, названия которых у всех на слуху.

— Я хотел поговорить с вами о Джуниоре Аллене.

Я предвидел с полсотни возможных реакций на эту фразу, но того, что случилось, никак не ожидал. Ее глаза потускнели, точеные ноздри расширились, челюсть отвисла. Вся ее великолепная стать пропала, и поза стала уродливой.

— Вот и началось, — сказала она дрожащим голосом. — Вот и началось. Я что, подарок? Что-то было оплачено?

Она повернулась и заспешила прочь, споткнулась и чуть не упала, шагнув налево в конце прихожей. Хлопнула невидимая дверь. Я постоял в тишине. Потом услышал приглушенный звук рвоты, отдаленный, совсем тихий, агонизирующий. Лучи полуденного солнца скользнули по светлой поверхности стен. Я вступил в полумрак дома, навстречу прохладному дуновению кондиционера. Соблюдая формальности, прикрыл дверь.