Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика (сборник) - [31]

– Сомневаюсь, – сказал доктор Фелл. – Но вы должны еще разобраться с этими письмами.

– Какая-то записная книжка с разными значками. A&S, 25, Good Roysterers, 10, Roaring Caravans, 3, Oedipus Rises, Bloomingdales, 25. Что это такое?

– Может быть, торговые заказы, – предположил Рэмпол. – Он говорил мне, что связан с издательским бизнесом. Что-нибудь еще?

– Много карточек. «Фридом Клаб», 65 Вест, 51-я улица. Еще дюжина клубов. «Валгалла Кордиал Клаб», доставка, 342 Бликер.

– Все правильно, – сказал Рэмпол. – Я понял.

– Мы закончили с карманами и кошельком. Погодите! О Юпитер! Здесь его часы в кармашке. Они идут. Он сам не смог выжить, а часы…

– Дайте-ка мне взглянуть, – вдруг прервал его доктор Фелл.

Он взял тонкие золотые часы, которые гулко тикали в тихой комнате.

– В детективах, – добавил он, – часы очень часто разбиваются и вводят в заблуждение следователей: те отталкиваются от времени, которое они показывают, тогда как убийца предусмотрительно переводит стрелки. В жизни все может быть иначе.

– Я понял вас, – ответил констебль. – Что вас так заинтересовало? В нашем случае время смерти не так важно.

– О нет, конечно, важно! – сказал доктор Фелл. – Гораздо более важно, чем вам кажется. Сейчас часы показывают десять двадцать пять.

Он поднял глаза на часы над камином.

– Эти часы показывают такое же время, вплоть до секунд. Бадж, вы не скажете, правильно ли идут часы?

Бадж затряс головой:

– Да, сэр. Они идут правильно. Это совершенно точно, сэр.

Доктор помялся, уставившись на дворецкого, а затем положил часы.

– Вы выглядите очень уверенным, – сказал он. – Почему вы в этом так убеждены?

– Потому как одна странная вещь приключилась прошлой ночью, сэр. Старые фамильные часы в холле спешили на десять минут. Я… обнаружил это, когда сверял их со временем на других часах. Затем я обошел весь дом, чтобы сверить время. Обычно мы сверяем все остальные часы по фамильным, сэр, и я был удивлен…

– Вы сверяли? – спросил Фелл. – Вы проверили и все остальные часы?

– Да, сэр, – ответил Бадж, слегка испугавшись.

– Было ли с ними все в порядке?

– В этом, сэр, и заключается странность. Да, они шли точно. Все, за исключением фамильных. Я не мог даже представить, сэр, что они могут идти неточно. Кто-то их перевел. В суматохе у меня не было время все выяснить…

– Что это может значить? – начал шеф полиции. – Если верить вашим словам, молодой Старберт вошел в комнату надзирателя ровно в одиннадцать, его часы идут правильно, значит, здесь не может быть ошибки.

– Да, – сказал доктор Фелл. – Да. А вот кто перевел часы – это вопрос. Еще один вопрос. Бадж, есть ли часы в комнате Мартина?

– Да. Большие часы на стене.

Доктор Фелл кивнул несколько раз, словно вел диалог сам с собой. Затем он подошел к креслу и опустился в него со скрипом.

– Продолжайте, дружище. Вам, наверное, кажется, что я задаю слишком много дурацких вопросов, но я обязан это делать и буду опрашивать всех свидетелей. Потерпите? Но Бадж! Когда сэр Бенджамин закончит с вами общаться, я хочу, чтобы вы докопались до истины, кто же перевел злосчастные часы в холле. Это очень важно.

Констебль нетерпеливо барабанил пальцами по столу.

– Вы закончили? – спросил он. – Если нет…

– Мне кажется, – сказал Фелл, поднимая трость к невидимой точке, – что убийца запросто мог извлечь что-то важное из его карманов до нас. Что? Его ключи, например! У него должны были быть при себе ключи! Вы же не нашли их?

Сэр Бенджамин хранил молчание, покачивая головой, затем он повернулся к Баджу и подал ему знак. Они вновь прошли вместе проделанный вчера путь. Рэмпол ничего не хотел больше слышать. Он уже знал историю Баджа, которую тот рассказал, отвечая на вопросы доктора. Рэмполу хотелось поскорее увидеть Дороти Старберт. Пастор сейчас должен быть с ней, рассказывает, наверное, ей всякие банальности, как набожный кочегар, что в величии Божьем она найдет утешение. Он представлял себе, как Сондерс произносит подходящие слова в легкой, утешающей манере, заставляя девушку приговаривать: «Вы мне так помогли».

Почему люди не могут сохранять тишину в присутствии смерти? Почему надо непременно сказать что-то вроде «Как живой!» и другое в том же духе, что заставляет всех вновь плакать? Непонятно. Что ему особенно не нравилось, так это привычка Сондерса, общаясь с девушкой, становиться воплощением доброты и дружественности (Сондерс любил эту роль). Не нравился ему и Бадж: его отлаженные и взвешенные фразы, построение которых было доведено у него до автоматизма. Рэмпол понял, что не может больше здесь сидеть. Что бы ни думали остальные, он должен быть немного ближе к ней. Рэмпол вышел из комнаты.

Но куда ему идти? Очевидно, что не наверх, это будет чересчур. Но он не может бродить по коридору, как человек, который ищет газовый счетчик или другую идиотскую вещь. Есть ли у них в Англии газовые счетчики? Вот находка! Прохаживаясь по мрачному коридору, он увидел приоткрытую дверь у лестницы. Чья-то фигура загораживала свет, и он узнал в ней Дороти Старберт, которая манила его…

Он встретил ее в темноте лестницы, плотно прижал к себе и почувствовал, как она дрожит. Поначалу он даже боялся взглянуть ей в лицо: боялся, что у него вырвется что-то вроде: «Я подвел вас, но совсем не хотел этого». Или нет. Он мог сказать: «Я люблю тебя» здесь, в тени, под тикающими большими часами. Мысли о том, что он мог бы ей сказать, засели глубоко внутри и больно ранили.