Расследования Берковича 10 [сборник] - [14]

Беркович сел на стул напротив человека в кипе и приготовился слушать.

— Это господин Амнон Барзилай из «Хевра кадиша», — представил Шаповалов посетителя, перейдя на иврит. — К нему вчера обратился Винклер и сказал… Что он сказал, господин Барзилай?

— Сказал, что назавтра хочет заказать похороны. Я спросил: «Почему назавтра? Мы успеем похоронить сегодня, нельзя оставлять умершего — до захода солнца еще много времени». А он сказал: «Я еще не умер! А когда умру, будет уже вечер, так что сегодня не успеем». Естественно, я обругал его за дурацкую шутку и хотел выставить за дверь. Но он сказал, что шутить не собирается и отменять заказ не намерен. Потребовал, чтобы я заказ принял, а я, как вы понимаете, не собирался этого делать, да и не мог без официального разрешения на захоронение!

Шаповалов достал из ящика стола фотоальбом и предложил Барзилаю посмотреть, нет ли среди фотографий изображения вчерашнего посетителя. Тот перевернул страницу и, не задумываясь, объявил:

— Вот он!

Шаповалов бросил выразительный взгляд на Берковича и протянул Барзилаю заполненный бланк протокола. Расписавшись и пожелав полицейским долгих, до ста двадцати, лет жизни, работник похоронной службы покинул кабинет.

— Что скажешь? — обратился Шаповалов к Берковичу, когда за посетителем закрылась дверь. — Мало того, что Винклер пытался заказать собственные похороны, так после «Хевра кадиша» он поехал на кладбище и заказал памятник, дав тысячу шекелей задатка. Лишь после того, как Винклер уехал, мастер, принявший заказ, обнаружил, что памятник некуда ставить — могилы Авигдора Винклера еще не существует.

— Вот странная личность… — протянул Беркович.

— Очень странная. С кладбища он поехал домой. В восемь вечера раздался выстрел.

— На планерке говорили, что от него ушла невеста, а в фирме большие проблемы, — сказал Беркович.

— Это так, — согласился Шаповалов. — Причины для самоубийства есть. И дверь была заперта изнутри на запор, мы потратили два часа, пока открыли. А если учесть еще посещения похоронного бюро и кладбища…

— И все-таки ты сомневаешься в том, что это самоубийство?

— Особых сомнений нет, — повторил Шаповалов слова из утренней сводки, — однако… Понимаешь, возможны варианты. Да, его девушка вышла за другого. Но соседи говорят, что Винклер сам дал ей отставку. Да, фирма Винклера в тяжелом финансовом положении. Но я звонил в налоговое управление, и мне сказали, что, скорее всего, вопрос о погашении долга будет улажен. И в результате…

— В результате мотив повисает в воздухе, — кивнул Беркович.

— Вот именно.

— Но ведь Винклер действительно посещал «Хевра кадиша» и кладбище, или ты и в этом сомневаешься?

— Нет, это был он, никаких сомнений! Вот я и ломаю себе голову, что все это могло означать?

— Ничего, по-видимому, — сказал Беркович, вставая. — Люди кончали с собой, бывало, и по куда меньшим поводам. Впрочем, может, ты и прав… Я подумаю над этим.

— Если что-то надумаешь, сразу звони, хорошо?

Дав твердое обещание, Беркович вернулся в свой кабинет, где кондиционер уже нагрел воздух и можно было сидеть, сняв куртку. В самоубийстве Винклера самым загадочным выглядела, по мнению инспектора, не слабость мотивов. Странными были посещения похоронного бюро и кладбища. Для самоубийц такое поведение не свойственно. Зачем эта реклама? Конечно, психика у самоубийцы нарушена, но даже ему понятно, что без разрешения на захоронение в «Хевра кадиша» обращаться нет смысла.

Но смысл все-таки был, иначе придется предположить, что Винклер окончательно свихнулся и играл с собой в какие-то необъяснимые игры. Чего он хотел добиться? Чтобы на него обратили внимание? Зачем?

Беркович поднял телефонную трубку и набрал номер кабинета Шаповалова.

— Володя, — сказал он, — сколько патронов было в барабане револьвера Винклера?

— Один, — отозвался старший сержант. — После того, как Винклер выстрелил в себя, барабан был пуст.

— Тебе это не показалось странным? Зачем вынимать из барабана патроны или вставлять только один?

— Но ведь ему и не нужно было больше одного патрона, чтобы покончить с собой, — с недоумением в голосе сказал Шаповалов. — Что тут странного?

— Извини, я должен подумать, — пробормотал Беркович и положил трубку.

Думал он, впрочем, недолго. Несколько минут спустя инспектор выбежал из здания и, набросив капюшон, направился к машине. Поездка заняла около получаса — скользкое шоссе, морось, транспорт двигался, будто в замедленной съемке. Беркович ехал к Марку Рубинштейну, адрес которого нашел в протоколе вчерашнего дознания. Рубинштейн был приятелем Винклера — это он женился на его бывшей невесте. О своем приезде Беркович предупредил по телефону.

— Ужасно, — сказал Марк фразу, явно заготовленную заранее. — Я никогда бы не подумал, что расставание с Мири так поломает Авигдору жизнь! Но все равно мы не могли поступить иначе. Мы любим друг друга, понимаете? Разве вы, инспектор, на моем месте…

— На вашем месте, — прервал Беркович поток красноречия, — я не допустил бы, чтобы Винклер устраивал представление. Или это была с его стороны чистая импровизация?

— О чем вы? — удивился Рубинштейн. — Какое представление?