Рассказывают полиглоты - [2]

У каждого свои методы изучения языков. В этом смысле я случай не показательный, я «книжный червь». Я учу языки только по книгам, чаще всего просто по словарям: внимательно, медленно перелистываю словарь, думаю над словами, ищу аналогии, затем составляю себе свой маленький словарик, потом начинаю читать и говорить.

Пауль Аристэ:

В воспоминаниях известного прибалтийского художника Кюгельгена есть любопытная запись о том, как в 40-х годах XIX века, приехав в Рим учиться живописи, он вместе со своим товарищем-эстонцем попал на прием к папе. Надеясь, что в Италии вряд ли кто-нибудь владеет эстонским языком, они вслух обменивались мнениями. Когда же началась торжественная, церемония, при которой им пришлось проползти через весь зал на коленях, чтобы поцеловать папе туфлю, приятель художника громко сказал по-эстонски: «Плюнь ему на ногу»... Каково же было их удивление, когда после окончания церемонии к ним подошел кардинал из свиты папы и на чистейшем эстонском языке предупредил:

— Молодые люди, в следующий раз будьте осторожней.

Это был кардинал Меццофанти, полиглот из полиглотов. Сколькими языками он владел, современники не сумели подсчитать.

После смерти Меццофанти в его архиве были найдены заметки на 84 языках!..

Сознательный интерес к языкам пробуждается у человека довольно поздно. Чем раньше привить к ним «вкус», тем легче и больше можно их изучить.

Самый приятный и наиболее безболезненный путь овладения иностранными языками— это тесное общение с их «носителями». К сожалению, это не всегда возможно. Мне, например, просто повезло. В детстве, в деревне (мой отец — сельский кузнец) нашими соседями были русские — я выучил русский. В Таллине в одном доме с нами жили шведы — я заговорил по-шведски...

В языках я больше всего люблю и ценю возможность общения, живого разговора. Свои научные работы я пишу на 15 языках, а говорю на 20 языках. Эти «ножницы» объясняются тем, что каждый новый язык я начинаю учить с разговорной части.

Моя специальность — финно-угорские языки. Я увлекся ими в молодости: среди них было много едва изученных. Последние 15 лет я упорно исследую водский язык. Дело в том, что водей на земном шаре всего 50 человек. Живут они в Ленинградской области. Это колхозники-рыболовы. Я знаю их всех по именам, знаю историю каждой семьи. Ежегодно я приезжаю к ним — выясняю грамматические формы, записываю фольклорные материалы. 35 тысяч водских слов я уже нанес на карточки и отдал в Академию наук ЭССР, которая собирается издать водский словарь.

Такая же работа ведется с ливским языком. Ливы живут в Латвии, их тоже немного — около 500 человек. Водский и ливский языки очень любопытны для ученых. В них сохранились древнейшие формы, которые когда-то, должно быть, существовали и в других финно-угорских языках. Это яркий пример языков умирающих: в них совершенно не появляется новых слов. Через несколько десятилетий эти языки окончательно исчезнут. И тем важнее записать и сохранить их для истории языкознания.

Зато веппский, языки коми, мордовский и марийский — это языки полноправные, живые, развивающиеся. В советское время на них стали издаваться книги и учебники.

Уже больше 30 лет преподаю я в Тартуском университете иностранные языки. Мой главный принцип — ка« можно скорее заставить студентов «заговорить». Чем позже это сделаешь, тем большего труда это будет стоить и преподавателю и ученикам. Часто мне приходится слышать: «Я знаю язык, но боюсь говорить». Те, кто стесняется, боясь сделать ошибку в ударении, неправильно употребить тот или иной оборот, никогда не научатся свободно говорить.

Смелость, так же как и в любом другом деле, — залог успеха при изучении языков.

Леонид Василевский:

Если бы меня вдруг лишили знания иностранных языков, я почувствовал бы себя обворованным, моя духовная жизнь сразу бы сузилась: я не смог бы читать в подлинниках то, что люблю, не улавливал бы нюансов при беседах со специалистами-иностранцами моего профиля, даже русский язык потерял бы для меня долю своей прелести, потому что я видел бы его только «изнутри»...

Я не филолог, и к изучению языков приступил сравнительно поздно. Окончив институт народного хозяйства, я попал в Научно-исследовательский институт востоковедения, где собрались историки, филологи и экономисты. Чтобы расшифровать простейшую экономическую таблицу, мне приходилось обращаться к переводчикам. Это тормозило работу и казалось мне немного унизительным: если они могут, то почему же не могу и я? Так я познакомился с китайским и турецким. С тех пор увлекся и занимаюсь языками с удовольствием.

Я не согласен с теми, кто считает — а это довольно распространенный взгляд, — что специалисту достаточно знать два-три иностранных языка. Помню, во время Отечественной войны мне нужно было срочно перевести большую статью с голландского. Языка я не знал, словаря под рукой не было. Медленно, спотыкаясь на каждом слове, одолевал я фразу за фразой. Потом дело пошло быстрее. Если бы у меня к тому времени не было солидного языкового багажа, я, конечно же, не смог бы читать на незнакомом языке. Кстати, с тех пор голландский — один из моих любимых языков. Точно такой же случай произошел у меня в конце войны и с румынским языком, когда нужно было срочно составить справку о железных дорогах Румынии.