Рассказы затонувших кораблей - [14]
Вид с воды на Новгород — город, куда стекались экспортные товары со всей России. Здесь к берегу Волхова причаливали ганзейские суда, груженные товарами из Западной Европы.
Немецкие колонии стали расти в Стокгольме и Кальмаре, Сёдерчёпинге и Лодосе, Арбуге и Вэстеросе.
Из городского закона Магнуса Эрикссона для Стокгольма видно, что немцы за сто лет, прошедших со времени основания города, успели занять там доминирующее положение. Закон предписывал Стокгольму управляться шестью бургомистрами и тридцатью советниками, причем половина из них должна была быть немцами. Правда, если на вакантные должности не могли найти достаточного количества шведов, свободные места запрещалось заполнять немцами.
Шведский автор в 1466 году, еще не знавший слова «мафия», так описывал распределение городских должностей между представителями коренного населения и эмигрантами: «Монетным двором заправляет немец, и сбором большой таможенной пошлины занимается немец, малую пошлину взимает немец, и землю раздает немец. Шведам оставлены лишь службы палача и могильщиков».
То, что недавние переселенцы хорошо освоились в шведских городах и уже не чувствовали себя там чужаками, вынужденными прятаться в казармах-факториях, видно из эпизода 1398 года. Конфликт немецкого и шведского населения Стокгольма закончился, согласно легенде, тем, что немцы заперли в деревянном доме несколько десятков особенно неприятных им шведов и живьем сожгли их там.
Прежде такие невинные развлечения, скрашивавшие скуку средневековой жизни, могли позволить себе лишь аборигены.
Привлекая немцев в Швецию, Магнус Эрикссон особенно подчеркивал прелести Сконе. На осеннем рынке в Сканере и Фальстербу любекцы могли свободно продавать шерсть, лен, а также прочие товары не оптом, а поштучно — привилегия, прежде зарезервированная лишь за местными купцами. Хотя любекцы не имели права заводить таверну или кабак в своем квартале, им разрешалось продавать пиво «и то, что измеряется кувшинами» — вино, иными словами.
Представителям других ганзейских городов Магнус также обещал привилегии в Сконе, хотя и не такие обширные, как любекцам. Такое внимание короля к этой области объяснялось просто: всего четыре года назад он купил Сконе у голштинского графа Иоганна за 34 тысячи марок, что составляло восемь тонн серебра — гигантскую сумму по тем временам — и стремился доказать могущественным ганзейцам, что в качестве нового хозяина Сконе он будет им выгоден. Датчане считали приобретение этой исконно своей территории, находившейся у немецкого графа в залоге, нечестным ходом и стремились заполучить ганзейские города в свои союзники. Вальдемар Аттердаг, еще будучи претендентом на престол, принимал у себя одну за другой делегации ганзейских городов, раздавая им привилегии в не принадлежавшей ему провинции. Любекцы, штральзундцы и представители еще нескольких городов узнали, что в Сконе им даруются точно такие же права, какие им дал Магнус. Вскоре датский наследный принц, не желая сохранять «ничейный» счет со своим шведским конкурентом в борьбе за купеческую благосклонность, оказал ганзейцам еще одну милость. Они получили разрешение на бесплатную рубку дров в сконских лесах. «Когда я стану королем, вы получите еще больше!» — клялся купеческим делегациям Вальдемар.
В Кальмаре, как и во многих других городах Швеции, немцы составляли многочисленную и очень влиятельную прослойку. Самые богатые могли рассчитывать на такие надгробные плиты. Тех, кто жертвовал церкви значительные суммы, было принято хоронить в стенах храма.
Предусмотрительные ганзейцы, привычные к тому, что территории и страны переходили из рук в руки как разменная монета, с благодарностью принимали привилегии от обоих властителей.
Надо ли говорить, что Магнус, узнав о закулисных интригах, пришел в ярость! В отношении любекцев был применен весь арсенал средств разгневанного европейского монарха. Купцов стали убивать, бросать в тюрьмы. Их не пускали на сконские рынки, у них отбирали товары. Прибрежное население поощрялось к грабежу потерпевших аварию немецких кораблей. Пострадавшие обратились к третейскому суду, в ходе которого король обвинил провинившиеся ганзейские города в целом ряде преступлений. Купцы, по его словам, препятствовали продаже хорошего товара в Швеции и Норвегии, завозя лишь «отвратительное пиво, плохую муку и поддельный хмель». На своих факториях они завели запрещенные таверны и продавали вино, не платя налога. Еще одним преступлением стала продажа русским оружия, одежды, соли и продуктов, «в презрение апостольского (то есть папского) запрета на торговлю с язычниками». На самом деле, конечно, на Папу Магнусу было наплевать, а вот вмешательства Ганзы в его попытки перехватить русскую торговлю мехами он не забыл.
Ганза в ответ прибегла к своему самому сильному оружию: Швеции и Норвегии была объявлена блокада. Такого удара не мог выдержать ни один североевропейский монарх, и Магнус сдался. С Любеком, Гамбургом, Ростоком, Висмаром, Грейфсвальдом и Штральзундом шведский король заключил, как было принято в те времена, «вечный мир». Ганзейским городам возвращались все утраченные привилегии.
