Рассказы - [58]

«Только бы не угодить в такую прореху».

Однако, чтобы не создавать паники, Кудряшов продолжал держаться раз взятого направления.

Уже почти стемнело, когда впереди показался стройный ряд пирамидальных тополей. Вырисовывались контуры домов, донесся собачий лай. Приближались к жилому месту.

Хутор состоял из пяти-шести крестьянских изб и большого барского дома с тополевой аллеей и множеством служб. Вокруг усадьбы тянулась белая каменная ограда, местами развалившаяся.

Актеров приняли радушно: накормили, открыли для них уцелевшие прохладные комнаты барского дома. «Маэстро» Богучарский в тот же вечер устроил «кабаре» из легких музыкальных номеров. Наутро решено было дать спектакль. Уборка хлеба окончилась, и хуторяне готовились к осенней вспашке.

Кудряшов спрашивал про Махно — давно ли его видели?

— Махно не любит мелких имений. Он на большие колонии метит. Щупает немцев-колонистов.

После «кабаре», перед тем как лечь спать, Кудряшов попросил всех быть настороже и держаться вместе. Обушко с Воронцовым отправились на разведку в немецкую колонию. С ними вызвалось двое парней с хутора. Каждому дали по ручной гранате. Кудряшов распорядился держать повозки в боевой готовности, чтобы в любую минуту можно было двинуться. Лошадей не ставили в конюшню.

Часов в десять разошлась последняя «публика». Ласковый осенний вечер звездной шапкой накрыл хутор, В комнатах воздух был сырой и затхлый. От мебели тянуло холодом. Комиссар перекинул через окно на крыльцо тюфяк и лег спать. С хутора доносился собачий лай. Вдалеке кто-то пел.

Кудряшов уже задремал, когда вернулись разведчики. Известия были хорошие. По словам колонистов, в Мариенталь после обеда прибыл небольшой красный отряд: три пулеметные тачанки и несколько верховых. Обушко и Воронцов встретили красноармейца. Тот сказал, что отряд квартирьерский, но какой части — сообщить отказался.

Кудряшов проснулся на рассвете. У колодца обозные поили лошадей. Большая часть актеров еще спала. На крыльце дома Чужбинин чистил свой генеральский костюм. Старику очень шла генеральская форма. Словно на него шили. Актеры часто в шутку называли его «ваше превосходительство».

После завтрака труппа начала готовиться к спектаклю. К повозкам уже стягивались хуторяне.

Посредине площади на двух фургонах была расположена сцена — изобретение и гордость Воронцова. Публика должна была смотреть спектакль стоя.

Комиссар обошел барский дом. С пригорка ему хорошо были видны строения немецкой колонии. Он поднес к глазам артиллерийский бинокль. Мариенталь представлял собой громадное село с широкой улицей, богатыми дворами, черепичными крышами домов и лютеранской киркой на площади. Звонили к воскресному богослужению. В колонии было тихо.

Перед началом пьесы «маэстро» пустил музыкальный аттракцион. Вокруг сцены толпилось все население хутора. Пьеса начиналась допросом пленного комиссара. Офицеры издеваются над большевиком, решительность и стойкость которого производят такое впечатление на генерала, что он запрещает офицерам унижать героического противника. Комиссар, улучив момент, убегает на глазах у белых. За ним погоня. Тут Дудов должен был дать два выстрела за сценой. На этом заканчивалась первая сцена.

Выстрелы даны, но за ними слышны другие, потом далекое стрекотание пулемета. С другого конца хутора вдоль улицы бежит человек. Он кричит:

— В колонии стрельба!

Представление прервалось. Женщины с криками стали загонять детей по домам. Мужское население хутора внезапно куда-то исчезло, словно их никогда тут и не было.

Актеры растеряино переглядывались, столпившись в кучу. Кто-то шепнул: «Махно!» Одна из актрис истерически разрыдалась. Коноводы побежали запрягать лошадей. Воронцов принялся молниеносно разбирать сцену.

— Борис! Повозки на полную готовность! У кого оружие — ко мне! — крикнул Кудряшов.

— Ради бога, ради Христа! Только без оружия! Нельзя допускать вмешательства! — визжала Людмила Ивановна. — Мы — служители искусства!

Но Кудряшов был уже за домом и в бинокль рассмаривал колонию. К нему подбежал Воронцов.

— Алексей Никитич, в труппе паника. Женщины плачут, кричат, только и говорят, что они нейтральные.

— Успокой их. Красноармейцев сюда, а коноводов надо заменить этими «нейтральными». Организованно, без шума! Не забудьте ручные гранаты!

Около кирки поднялось облако пыли. Ясно, что это верховые. Только кто: красные или белые?

— Пулеметная тачанка. Значит, наши бегут. Видно, неожиданное нападение.

Из пыли вырисовываются пять-шесть бегущих фигур. Они останавливаются и дают залп в направлении кирки.

— Тетери! Почему их не сажают на тачанки? Ясно — паника.

Кудряшов вернулся к своим. Посреди площади у собранных уже повозок ждала пестрая группа актеров. Среди женщин и штатских выделялись фигуры офицеров и белых солдат.

— Дудов, Обушко, Петро! Ребятушки, быстро сюда!

Обушко тащил пулеметные диски. Актеры громко спорили с Левензоном. Голос Людмилы Ивановны слышался далеко:

— Голубчик, ради всего святого! Вы же с ума сошли! Что вы хотите делать?

— Ох, мадридцы! — вырвалось у комиссара. — Ну, пусть Левензон с ними возится.

Но Левеизон и Воронцов скоро оказались у изгороди хутора. Кудряшов расставил красноармейцев за каменной оградой, указывая, кому за чем следить.