Рассказы - [28]

Оставив Харди стеречь кассу, Тревин нагрузил коробку рекламой, повесил на ремень пистолет-степлер и зашагал по стадиону, раздавая листовки. Жарко было как в парной, и на всем поле только игроки не прятались под навесами или зонтами. Несколько человек угощали его пивом — раз он выпил, — но листовки, сморщившиеся от сырости, тотчас исчезали под скамьями и холодильниками.

— В первый день турнира у нас особые скидки, — говорил он. — Два бакса за одного, или три за вас и вашего друга. — Рубаха у него прилипла к спине. — И после заката, когда станет прохладней, еще будет открыто. Такое зрелище, люди, пропустить никак нельзя.

Особа лет двадцати с покрасневшими на жаре щеками и связанными в хвост светлыми волосами огрызнулась:

— Я еще платить буду за напоминание, чтоб его! — Она смяла листок и уронила на землю.

Один из ее приятелей, сидевший на земле, зажав пиво между коленей, вмешался:

— Оставь его в покое, Дорис. Человек пытается заработать на жизнь.

Тревин сказал:

— О нас писали в «Ньюсуик». Может, вы читали?

— Может, попозже и заглянем, дружище, — откликнулся игрок с площадки.

Дорис щелкнула крышкой пивной банки.

— Может, если к вечеру снег пойдет.

— Может, и пойдет, — в тон ей ответил Тревин и направился в сторону городка по ту сторону ноля.

Солнце кололо кожу на голове огненными иголками. Через сто ярдов он уже горько жалел, что не надел шляпу, но возвращаться за ней было поздно.

Он прикрепил плакат к первому лопавшемуся телефонному столбу.

— Вот так! Немножко рекламы, и мы будем грести монету лопатами.

Он говорил сам с собой. Мостовая мерцала в белом знойном мареве, а он переходил от столба к столбу, мимо хозяйственного магазина, мимо винного, мимо баптистской церкви — надпись на шатре — «СТРАДАЮТ ДЕТИ», мимо бассейна и магазина автотоваров. Он заходил в каждую лавку и просил хозяина повесить его афишу. За главной улицей в несколько рядов стояли многоквартирные дома. Тревин прошел по одной улочке и вернулся обратно по следующей, пришпиливая афиши и с одобрением поглядывая на оконные решетки.

— Осторожность никогда не повредит, — приговаривал он.

Голова кружилась от жары. Пиво, похоже, испарялось из всех пор сразу, и тело стало липким. Солнце било его в спину. Волшебное число — пятьсот семьдесят восемь, думал он. Оно повторялось, как строчка песни. Пусть будет шестьсот для ровного счета. Пусть шестьсот человек к нам в зверинец придут, к нам придут, к нам придут…

Когда он наконец вернулся, солнце уже спускалось к горизонту. Тревин едва волочил ноги, зато все афиши разошлись.

Настал вечер. Тревин ждал у кассы в наряде директора зоопарка: красный мундир с широкими золотыми эполетами. Коробочка с разменной монетой открылась с веселым звоном, рулон билетов был на месте. Цирковая музыка негромко лилась из колонок, в темноте над рекой мигали светляки. «Забавно, — подумал он, — почему это мутаген поражает только крупных позвоночных и не действует на млекопитающих вроде мышей, на мелких ящериц, рыб, насекомых и растения? А впрочем, куда еще мутировать жуку? Они и всегда выглядели как пришельцы». Он хихикнул про себя, в ушах еще отдавалась маршевая песенка, под которую он расхаживал по городу: шестьсот человек, приходите к нам, приходите к нам…

Тревин провожал взглядом каждую проезжавшую по шоссе машину, ждал, что она затормозит и свернет к зверинцу.

С заката до полуночи входные билеты купили двадцать посетителей — большей частью игроки, обнаружившие, что в Майерсвиле нет никакой ночной жизни. Небо затянули тучи, в их глубине, похожей на клубки серой блестящей шерсти, сверкали молнии.

Тревин крутил рулон билетов на стержне: туда-обратно. Мимо прошаркала на выход пожилая пара: фермеры, комбинезоны измазаны жирной почвой Миссисипи.

Странные у вас тут звери, мистер, — сказал старик. Его жена кивнула. — Только мы таких же странных навидались за последние годы на собственном поле. Я уж стал забывать, как выглядят нормальные О-формы.

— Слишком близко к реке, — сказала жена. — Вон он, наш дом. — Она указала на маленькую ферму под одиноким фонарем, прямо за площадкой для игр.

Тревин задумался, часто ли ей приходится откидывать залетевшие мячи со своего крыльца.

Тоненькая пачка банкнот в денежном ящике зашелестела под пальцами Тревина.

«Казалось бы, деньги должны дождем сыпаться, — рассуждал он. — Мы бы должны купаться в деньгах». Старая пара стояла рядом, поглядывая на клетки. Они напомнили Тревину его собственных родителей — не видом, а тем лее стойким терпением. Они никуда не торопились.

Причин заводить с ними разговор не было, но и другого дела не нашлось.

— Я был здесь несколько лет назад, — обратился он к фермерам. — Отлично заработал. Что случилось?

Жена взяла мужа за руку.

— Город умирает, мистер. Умирает снизу вверх. С прошлой осени закрыты все начальные школы. В них некому учиться. Если хотите увидеть настоящий зверинец, посетите иссакенскую окружную детскую больницу. Наказание родителям. Хотя не так уж многие решаются заводить детей.

— Или как их там теперь называть, — вставил старик. — Ваш зоопарк наводит на грустные мысли.

— Хотя, как я слышала, у вас есть кое-что особенное, — с хитринкой заметила женщина.