Рассказы - [26]

Тревин швырнул смотрителю бумажку, и тот поймал ее на лету, спрыгивая с подножки.

— Эй, мистер, — спросил он, — сколько лет вашей малышке?

— Миллион десять, засранец, — буркнул Тревин, отпуская сцепление громоздкой машины. — Я тебе говорил не показываться никому на глаза! Наживем беду, если местные узнают, что у нас за бухгалтера мутант. Существует, знаешь ли, трудовое законодательство. И вообще, зачем ты велела мне дать ему деньги? На них можно было купить мяса дня на два.

Каприс, встав на колени, выглядывала в окно.

— Он сторож, а со сторожами лучше не ссориться. Эге, они здесь расчистили местность. В прошлый раз, когда мы здесь были, между стоянкой и рекой росли деревья.

Тревин налег на баранку. На малой скорости машина с трудом слушалась руля.

— Кому нужны кусты и деревья рядом с местом, где играют в софтбол? Один неудачный бросок, и мяч навсегда пропадает в зарослях…

За ярмарочным полем начиналась насыпная дамба — до самой Миссисипи, лежавшей в ста ярдах широкой грязной равниной, размеченной полосами грязно-серой пены, тающей под утренним солнцем. Вверх по течению, так далеко, что не слышно было тарахтения двигателя, ползла баржа. Тревин с одобрением отметил протянувшуюся на сколько видел глаз десятифутовую решетчатую загородку между собой и рекой. Кто знает, какие твари выползают оттуда по ночам?

Как всегда, почти целый день ушел на то, чтобы устроиться на новом месте. Клетки в восемь футов высотой с крупными животными, вонявшие горячим мехом и немытыми поддонами, первыми достали из полутрейлеров. Сонная, полумертвая на вид тигрозель — длинноногое копытное, на плечах которой при почти полном отсутствии шеи торчала внушительная саблезубая морда, едва приоткрыла глаза, когда ее клетку опускали на вязкую землю, и тихонько загуркала. Тревин проверил поилку.

— Сразу завесьте ее брезентом, — приказал он мастеру Харперу — крупному брюзгливому мужчине, носившему наизнанку старую футболку с рок-концерта. — В этом трейлере жара градусов сто двадцать, — добавил Тревин.

Любовно поглядывая на тигрозель, он вспоминал, как купил ее на иллинойской ферме. Она — один из первых родившихся в Америке мутантов. Это было еще до того, как мутаген распознали и дали ему название. Еще до того, как он превратился в эпидемию. Сестричка тигрозели была почти такой же необыкновенной — толстые ноги, чешуйчатая шкура и длинная, узкая голова гончей, — но фермер прирезал ее прежде, чем подоспел Тревин. Их мать, обыкновеннейшая корова, жевала жвачку, со смутным недоумением глядя на своих деток.

— Что за чертовщина с моей коровой? — все повторял тот фермер, пока они торговались. Когда Тревин ему заплатил, он спросил: — Позвонить вам, если родится еще что-нибудь чудное?

Тревин почуял прибыль. Он брал по двадцать долларов с посетителя и получал по десять тысяч в неделю в июне и в июле, показывая тигрозель в кузове своего пикапа. «Может, — думал он, — я и не семи пядей во лбу, но зато умею делать деньги». К концу того лета родился «Экзотический разъездной зверинец доктора Тревина». В тот год Каприс ездила рядом с ним в детском креслице. Ее мама умерла при родах. В августе они ехали на север, из Сенотобии к Мемфису, и тогда одиннадцатимесячная Каприс сказала свои первые слова: «Разве здесь разрешена скорость восемьдесят в час?» Уже тогда в ее голоске звучала злая ирония. Тревин чуть не перевернул фургон.

Крокомышь, когда ее вынимали, рычала и грызла прутья решетки, колотясь мохнатым рылом о металл. Налегая двухсотфунтовой тушей на дверцу, она едва не вывернула клетку из рук подсобных рабочих.

— Берегите руки! — рявкнул на подчиненных Харпер. — Не то, если захотите написать мамочке, будете привязывать карандаш к культе!

Следом выгрузили остальных животных: ежеящерицу, деформированную лягушку-быка, постоянно менявшую цвета своей влажной бородавчатой кожи, гуся-единорога величиной с дикую индейку, расхаживавшего на четырех тонких ногах, горстями разбрасывая мохнатые перья, растущие под блестящим перламутровым рогом, и всех остальных малышей-мутантов — неузнаваемое потомство кошек, белок, лошадей, обезьян, тюленей и других животных, собранных Тревином для своего зверинца. Большие и маленькие клетки, аквариумы, террариумы, маленькие загоны, птичьи клетки, шесты с привязью — все, что нужно для выставки.

К закату устроили и накормили последнее животное. Над крышами трейлеров развевались цирковые флаги. На столбах развесили громкоговорители.

Сторож побродил среди клеток, глубоко засунув руки в карманы. Он держался свободно и дружелюбно, будто и не он поутру нагрел их на двадцатку.

— Если вы здесь останетесь на ночь, лучше после заката сидите по фургонам.

— Это еще почему? — подозрительно спросил Тревин.

Сторож мотнул головой в сторону реки, ставшей под закатным небом красной, как струя крови.

— Пару дней назад вода высоко поднималась, выше изгороди. Дамба выдержала, но какой-нибудь зубастый мутоид мог плюхнуться на нашу сторону. До того дошло, что наступишь в лужу — и того гляди, кто-нибудь откусит от тебя кусман. Добровольцы из гражданской обороны каждый день обходят берега, выискивают самых неуживчивых тварей, но старушка Миссисипи — большая река. Ружье-то у вас есть?