Рассказы - [13]

— Мы стремимся, — заключила председательница клуба, — приобщаться ко всему, что есть самого высокого в искусстве, в литературе, в этике.

— Какой этике? — обернулась к ней Озрик Дейн. В комнате воцарилось трепетное молчание. Ни одной из дам не требовалось подготовки, чтобы выразить свое суждение по вопросам морали, но когда мораль называли этикой, это было другое дело. Полистав Британскую энциклопедию, или литературный справочник, или мифологический словарь Смита,[27] члены клуба сумели бы справиться с любой темой, но, застигнутые врасплох, они, как известно, могли отнести агностицизм к раннехристианским ересям,[28] а Зигмунда Фрейда — к известным специалистам по гистологии; что же касается таких ученых дам, как миссис Леверет, то она в глубине души считала этику чем-то языческим. Даже миссис Беллингер вопрос Озрик Дейн поверг в смятение, и все благодарно вздохнули, когда Лора Глайд, подавшись вперед, произнесла наисладчайшим голосом:

— Вы извините нас, миссис Дейн, но сегодня мы не способны говорить ни о чем ином, кроме «Крыльев смерти».

— Да-да, — сказала мисс Ван-Влюк, внезапно решив перенести бой на территорию противника. — Нам так хотелось бы узнать, какую цель вы преследовали, когда писали эту чудесную книгу.

— Здесь, — подхватила миссис Плинт, — вы найдете вдумчивых читателей.

— Нам так не терпится, — продолжала мисс Ван-Влюк, — услышать от вас самой, отражает ли пессимизм «Крыльев смерти» ваши собственные воззрения, или…

— Или, — подхватила мисс Глайд, — это просто мрачный фон, на котором живее и рельефнее выступают ваши герои. Ведь главное для вас — пластический эффект?

— Нет, я всегда утверждала, — возразила миссис Беллингер, — что вы представительница сугубо объективного метода.

Озрик Дейн с критической миной принялась за кофе.

— Как вы трактуете понятие «объективный»? — спросила она, сделав несколько глотков.

Наступила напряженная пауза; наконец Лора Глайд, собрав все силы, пробормотала:

— Читая вас, мы не трактуем, мы переживаем. Озрик Дейн улыбнулась.

— Конечно, — заметила она, — центр литературных эмоций у многих находится в мозжечке.

И она взяла кусочек сахара.

Дамы смутно ощутили скрытую в этом замечании колкость, но она искупалась приятным сознанием, что с ними говорят на профессиональном языке.

— Да-да, в мозжечке, — сказала мисс Ван-Влюк, очень довольная собой. — Прошлой зимой мы всем клубом слушали курс психологии.

— Какой психологии? — спросила Озрик Дейн. Наступила тягостная пауза, и каждая дама в душе досадовала на то, что другие оказались так ненаходчивы. Только миссис Роуби продолжала невозмутимо потягивать шартрез. Наконец миссис Беллингер сделала попытку вернуться к светскому тону.

— Да, знаете ли, в прошлом году мы занимались психологией, а нынче погрузились…

Она замолчала, судорожно пытаясь вспомнить, о чем они, собираясь, говорили, но под замораживающим взглядом Озрик Дейн у нее словно отшибло память. Чем же они все-таки занимались? И, невольно пытаясь оттянуть время, миссис Беллингер медленно повторила:

— Нынче просто целиком погрузились…

Миссис Роуби опустила на стол ликерную рюмочку и, улыбаясь, вступила в разговор:

— В Шингу? — мягко подсказала она.

Нервный ток пробежал по остальным членам клуба. Они смущенно переглянулись и в едином порыве устремили на свою спасительницу недоуменно-благодарный взгляд. Лицо каждой отразило разные фазы одного и того же чувства. Миссис Плинт первая вернула своим чертам спокойное выражение: мгновенно перестроившись, она теперь сидела с таким видом, словно именно от нее миссис Беллингер получила нужное слово.

— Шингу, конечно же! — воскликнула председательница клуба со свойственной ей стремительностью, тогда как мисс Ван-Влюк и Лора Глайд все еще шарили в глубинах памяти, а миссис Леверет в страхе нащупывала в кармане «Полезные изречения», и тяжесть их увесистой массы вернула ей спокойствие.

Что касается Озрик Дейн, то с ней происходили перемены не менее разительные, чем с устроительницами встречи. Она тоже — правда, с явным раздражением — опустила свою чашечку с кофе на стол; она тоже — пусть мгновение! — сидела с таким видом, словно — как впоследствии выразилась миссис Роуби — судорожно шарила у себя в черепной коробке. Но, прежде чем ей удалось завуалировать эти признаки мгновенной слабости, миссис Роуби, обернувшись к ней с почтительной улыбкой, сказала:

— А мы так надеялись услышать сегодня, что вы об этом думаете.

Озрик Дейн приняла улыбку как само собой разумеющуюся дань уважения, но сопровождающая ее просьба, очевидно, привела ее в замешательство, и наблюдавшим за ней дамам нетрудно было заметить, что знаменитая писательница плохо владеет своим лицом. Казалось, на нем так давно застыло выражение непререкаемого превосходства, что мускулы перестали слушаться.

— Шингу… — произнесла Озрик Дейн, словно пытаясь в свою очередь оттянуть время.

Но миссис Роуби не отставала:

— Зная, как завлекателен этот предмет, вы поймете, почему так случилось, что сейчас мы все предали забвению. С тех пор как мы увлеклись Шингу, ничто, позволю себе сказать, ничто — кроме ваших книг — не кажется нам достойным внимания.