Рассказы - [84]

Не успела мать Генри оглоушить его новоиспеченную дружбу ударом справа, как девушки в цвету возьми да и добей ее ударом слева. Оказывается, они в поте лица ремонтировали и обставляли квартиры для американских друзей Родни — одну для миссис Милтон Брадерс, другую для семьи Роберта Мастерсона, американцы же, решив попутешествовать по Европе, прежде чем обосноваться в Англии, чеки для уплаты девушкам в цвету передали Родни. Речь шла о немалых суммах: Родни наказал девушкам в цвету не мелочиться. Когда же миссис Брадерс и семья мистера Мастерсона в полном составе прибыли, наконец, в Лондон, обнаружилось, что деньги, причитающиеся за отделку квартир, плюс свои комиссионные Родни давным-давно получил.

— Хорошо же мы выглядим, — сказала Джеки.

— Ужас, просто ужас, — подхватила Маршия.

— Ничего не скажешь, выглядим настоящими идиотками, — заключила Джеки, и с этим я от души согласилась. Генри сказал: он, мол, надеется, что по возвращении Родни непременно все объяснит. Но я знала, что это пустые надежды, и Генри знал это не хуже меня.

— В том-то и загвоздка, — сказала Джеки. — По-видимому, Родни не стоит возвращаться: миссис Брадерс так разбушевалась, что если она и дальше не уймется, надо со дня на день ждать ордера на арест.

После ухода девушек в цвету я совсем пала духом, да и Генри тоже, но по разным причинам. Мне оставалось только молить бога, чтобы миссис Брадерс хватил удар в ванне прежде, чем она успеет выхлопотать ордер на арест Родни. Генри же сказал:

— Надеюсь, Родни и близко не подойдет к нашему дому, иначе не известно, на что меня вынудит долг.

На следующий день, часов в одиннадцать, зазвонил телефон, и конечно же, звонил Родни. Я передала, что сказал Генри, и мы решили: Родни придет, когда не будет риска столкнуться с Генри. Он явился прямо перед ленчем.

Я ожидала, что он будет выглядеть загнанно, наподобие Хамфри Богарта в его коронных ролях жертв общества и обстоятельств, выглядел он и впрямь загнанно, но отнюдь не как киногерой. Куда менее интересно, на мой вкус. Пока я разглядывала его, меня вдруг осенило, и улизнув под каким-то предлогом наверх, в спальню, я припрятала шкатулку с драгоценностями. Уж очень мне не хотелось хлопотать об ордере на арест Родни. Потом у нас состоялся долгий разговор, но одним разговором дело не ограничилось. Насчет последнего скажу только: в моей жизни время и место играют заметную роль, поэтому для меня все кончилось «не взрывом, а взвизгом»[60]. В разговоре же я объявила Родни, что, как мне ни жаль, по зрелом размышлении я вынуждена ему отказать. По-моему, очень глупо говорить: «Вы не представляете, чего это мне стоило», потому что всегда можно сказать, чего именно, И я вам скажу, чего это мне стоило: отказа от возможности начать новую, совсем иную жизнь с человеком очень для меня привлекательным. Когда жизнь моя будет слишком уж унылой, а этого не избежать, я неизменно буду жалеть о своем решении. Но в конце концов все решения тем кончаются. Ответить Родни иначе я не могла. К тому же свет не сошелся на нем клином. И все равно жизнь — сплошное надувательство.

Родни плохо принял мой отказ. Снова взялся за свое, стал предрекать, что я в самом скором времени превращусь в злобную стервозу, и пусть я не надеюсь на свой острый язык — мои разговоры будут только нагонять тоску. Его понесло.

— Не исключено, — сказал он, — что ты свихнешься. С людьми, которым кажется, будто они могут играть чужими жизнями, такое не редкость.

Совсем зарвался, решила я, поглядел бы лучше на себя. Надо сказать, что и дерзости Родни, и его напор пришлись весьма кстати, когда он только приступался ко мне со своими домогательствами, теперь же, когда он от домогательств перешел к вымогательствам, его приемы потеряли прелесть новизны. Поэтому я перевела разговор и сказала Родни, что его с минуты на минуту ждет ордер на арест. Для него это не новость, сказал Родни, он сегодня же ночью уедет за границу, деньгами он запасся, только самой малости не хватает. Я сказала: надо посмотреть, сколько у меня есть в наличности, ведь чек я ему выдать никак не могу. Родни попытался меня уговорить, но не тут-то было, я уперлась — вся его жизнь, возражала я, свидетельство тому, как мало он смыслит в денежных делах.

Пока я искала деньги, Родни поднялся в уборную, вскоре в моей спальне раздались шаги, и я обрадовалась (прежде всего за самого Родни), что догадалась припрятать шкатулку с драгоценностями. А чтобы удрать за границу, ему вполне хватит имеющейся у меня наличности; я ведь приготовилась загодя на тот случай, если он объявится, хоть ему этого и не сказала. И так, несколько загнанный, но по-прежнему очень красивый, он исчез из моей жизни навсегда.

Без Родни все как-то потускнело, хоть имя его постоянно всплывало в разговорах — мать Генри нет-нет да и вспоминала о нем, и девушки в цвету, и американцы, да и мистер Бродрик поносил Родни на чем свет стоит: издательство ведь выплатило Родни большой аванс, а взамен получило всего одну первую главу, какая б она там ни была блистательная. Но пересуды не заменяли мне Родни, никак не заменяли.