Рассказы - [24]

Он, помнится, попробовал переменить разговор, упомянув симпатичную девушку-археолога, с которой познакомился в тот вечер, — она, по крайней мере, была одета скромнее скромного. Однако не тут-то было, его мамочка любила придираться и к нашим и к вашим.

— Действительно, очень приятная особа. Так обидно, что ей зачем-то понадобилось явиться в мешковатом платье и уличных туфлях! И потом, чтобы вот так позволить себе обходиться совсем без косметики, нужно иметь идеальный цвет лица. Всякому и так видно, что она — серьезный человек, к чему это подчеркивать? Смешно! Остается лишь повесить на шею табличку с надписью: «Оксфорд, бакалавр гуманитарных наук», или как их там еще величают.

Дональд почувствовал, что готов на любые уступки. От всего отрекусь, думал он, к черту Розу, к черту веру в духовные ценности — только бы умиротворить ее, только бы достигнуть согласия. Он случайно подслушал сегодня, как трое гостей выспренно рассуждали о театре, и пересказал ей их разговор, хоть и знал, что тем самым дает ей новую пищу для нападок на его «умных» друзей.

— Я иногда сомневаюсь, — говорил он, — понимают ли люди сами, что хотят сказать, когда начинают щеголять профессиональным жаргоном. Речь у них, мама, шла о каком-то спектакле, и Оливия Вернон заметила, что, хотя сама вещь ей не нравится, она очень театральна. «Театральна! — возмутился ее муж. — Скажи лучше — чистый театр!» Тогда подал голос этот олух Стоукс-младший: «А я считаю, что это вообще не театр, театру присущ блеск, а тут была одна серость». — «Так в том-то и вся соль, — глубокомысленно произнесла Оливия, — в такого рода серости как раз и заключен особый блеск, только в обратном смысле».

Мамочку этот рассказ привел в восторг.

— Экое сборище балбесов! — воскликнула она.

Зато назавтра, когда у них обедали капитан Стоукс с супругой, ее было не узнать! Стоуксы, с которыми она свела знакомство, когда он был в отъезде, оказались туповатой, чванливой четой, и с первых же минут стало ясно, что им предназначено служить мишенью тайных насмешек, смысл которых понятен только ему и мамочке. Всякий раз, как миссис Стоукс, напыжась, изрекала какую-нибудь махровую глупость, миссис Каррингтон с наслаждением ловила взгляд Дональда, а выслушав нескончаемый монолог капитана о распорядке жизни на борту «Нельсона», объявила с чарующей улыбкой:

— Подумайте, как интересно. Такое сильное впечатление, словно ты сам провел в плаванье долгие годы — правда, Дональд?

Когда гости ушли, она бессильно опустилась на стул и залилась громким смехом.

— Ты просто злодей, Дональд, — приговаривала она. — Заставить меня так потешаться над ними, несчастными! Они, конечно, звезд с неба не хватают, но все же лучше, чем те умники, которые ломались друг перед другом у Сэмюелей. Да, слава богу, что нам дано чувство юмора, иначе мы весь вечер умирали бы с тоски.

У Дональда чуть было не сорвалось с языка, что вечер они все равно провели достаточно тоскливо.

Когда к ним пришел завтракать дядя Эрнест, разговор, естественно, свернул на политику. Дональда всегда коробило от ярого консерватизма, который открыто исповедовал дядюшка, и вскоре между ними разгорелся ожесточенный спор. Мамочка, явно в ударе, не упустила случая поддеть и того и другого.

— Погоди, Эрнест, дай срок, — заявила она. — Лейбористы еще не успели проявить себя. Не забудь, для них все это внове. В большинстве своем они бывшие мэры, члены городских советов и так далее — покойно и никакой ответственности, а теперь от них требуется действовать, как же им на первых порах не растеряться? Увидишь, пройдет год, и они станут такими отъявленными тори, что даже тебя заткнут за пояс.

Визит к тете Норе, как и следовало ожидать, повлек за собой скандал. Дональд уговаривал себя, что нужно ценить по достоинству чувство долга и подлинную доброту, которыми продиктованы эти неукоснительные посещения малоимущей и несносной родственницы, — тетя Нора и вправду обиделась бы, если б они ее не навестили. Он знал, однако, что в ответ на теткины глупости его мать наговорит ей кучу действительно обидных вещей — не удивительно, что при мысли об этом поездки в «Розовый коттедж» представлялись ему тягостными и бесцельными.

Вот почему он плелся по Ричмонд-парку к домику тети Норы без особого воодушевления. Как четко врезался ему в память этот день, солнечный, холодный; он на минуту остановился полюбоваться корявыми серыми стволами вязов, узором их черных сучьев на фоне неба.

— Недурно бы провести денек за городом, пока не кончился отпуск, — сказал он.

— Я думаю! — отозвалась его мать. — Но это еще не причина опаздывать к тете Норе. Ты же знаешь, с каким она нетерпением нас ждет.

Ему вдруг стало невмоготу при мысли об этой впустую растраченной неделе.

— Пошла она к черту, эта Нора, и ты вместе с ней! — крикнул он. — Никогда я не могу делать то, что мне хочется!

— Что ты, Дональд, говоришь ерунду! Мы всю неделю только тем и занимаемся, что развлекаем тебя. А кроме того, иногда приходится делать то, что велит долг, даже если нам это не нравится.

Спокойная рассудительность ее слов окончательно вывела его из терпения. Где же справедливость, почему ей всегда удается выйти сухой из воды! Очертя голову он нанес ей удар по самому чувствительному месту.