Рассказы - [85]

Поесть поели, но рыба опять никак не ловилась. И тут из-за ивовых ветвей, почти в том же самом месте, снова выглянула незнакомка. Она дает им возможность одуматься!

Приставила ладони рупором к безмолвным губам. Хочет позвать: «Уголек!»

— Уголек! — Вот оно.

— Сиди-ка ты тихо, — сказал отец. — Не тебя зовут.

Уж если кто умел сидеть тихо, так это человек по прозванию Уголек.

Загадочная незнакомка не проронила ни словечка, кроме лишь одного-единственного, а его роняла тихонько, так, что у слова едва хватало силы пролететь над водой; и все равно отец ни разу не отозвался, покуда она не скрылась. А тогда сказал:

— Уголька ей. Обойдется.

Он даже наживку больше не насаживал на крючок, не рассказывал, что учинит этим рыбам, если они сию минуту не начнут вести себя прилично. Однако, когда на крючке ничего не оказалось, он глянул на родного сына, как чужой человек, который сидит здесь, на мосту, с тех пор, когда он еще не был отрезан от суши.

Зато Дьюи насадил наживку и не успел опомниться, как вытащил рыбу.

— Ой, кто это, кто? — закричал он.

— Окунька себе добыл, сын.

Пританцовывая с рыбешкой — в ней было шесть дюймов длины, и она прыгала на крючке, — Дьюи обхватил отца за шею.

— Пошли, ага? Ты готов?

— Да нет… Оно и засиживаться ни к чему, но и срываться раньше времени тоже нет смысла. Я думаю, побудем малость еще.

Дьюи сел на место и засмотрелся сбоку на отцовское серьезное лицо — и перехватил взгляд, который отец метнул за реку, словно длинную-предлинную леску, и уж теперь не впустую.

За рекой в третий раз показалась незнакомка. Сейчас она почти совсем вышла из ивняка на песок. Она приложила к горлу раковинки ладоней. Зачем бы это? Как если бы ей подали пальто и она запахнула воротник. Собирался дождь. Она знала не хуже их, что в нее вонзились взглядом, но, видимо, думал Дьюи, ей это не очень чувствительно, а не то взгляд наверняка отвели бы, не стали держать ее пригвожденной к месту. На этот раз у нее не нашлось даже одного слова.

Зашевелился, завздыхал лавр у нее над головой, тот рослый, статный, что Дьюи еще раньше взял себе на примету. Поддев на крону проглянувшее солнце, он закивал, как серебряный цветок. Легонько громыхнуло, и Дьюи почему-то знал, что она зажмурилась, как знал, даже во сне, когда мать закрывает от дождя окна в доме. Так стояла она и ждала. А отец — Дьюи глубоко вдохнул запах его пота, когда он поднялся и встал рядом, — порешил, что никогда тому, кого она ждет, не сойти с моста и не приблизиться к ней, как ведь и ей невозможно приблизиться к нему.

Вдруг заскреблось негромко, будто мышонок обнаружился где-то в мире, мелко затопотало, будто целый выводок мышат кинулся врассыпную, потом на щеку Дьюи шлепнулась капля — это взял да и пошел дождик. Дьюи огляделся кругом — река пустилась в пляс.

— Беги, сынок! Беги, прячься! Проливной налаживается! Я вмиг догоню! — крикнул отец, проносясь мимо, и сиганул за край моста. Раскинув руки и ноги так широко, что только ахнешь, он совершил шикарный перелет и приземлился на песок. Но не укрылся под мостом, а, не переводя дыхания, стал бегом взбираться на берег, в сторону Роялза. Хочешь не хочешь, приходилось двигать туда же. А незнакомка, если она все там, где они ее оставили (вот сейчас повернется и скроется), наверное, вымокла.

Они побежали под деревьями и вьющимися лозами, наполненными шумом. Дождь припустил не на шутку, теплый и вместе прохладный, заправский весенний ливень.

— Забирайтесь сюда! — раздался повелительный голос.

— Мисс Хетти! Из ума вон, что она где-то здесь, — сказал отец Дьюи и попятился назад. — Теперь еще этой потрафляй.

— Здравствуйте, Лавелл.

Услышав это имя, попятился Дьюи, но отец шагнул вперед. Возможно, он успел привыкнуть, что сегодня его зовут со всех сторон, а как при этом называют, ему уже теперь не важно.

Что-то огромное, как парус, выплыло из кустов куманики.

— Вы слышали, что я сказала? — сказала мисс Хетти, она была уже тут как тут. — Становитесь оба сюда под зонт. Я иду назад в город и прихвачу вас. Удочки не поместятся, разве что потащите волоком.

— Хорошо, мэм, — сказали они и нырнули под зонт.

Мисс Хетти выступила вперед, держа зонт самолично, даром что при ней был мужчина, даром что путь преграждали ветки, и чем пуще лил дождь, тем решительней сжимала она ручку зонта. Черный мех у нее на воротнике взъерошился кругом влажными хохолками. Очки помещались теперь на носу, и капли жемчужинками усеяли оба стекла. Пальто мисс Хетти конусом сходилось кверху, вроде палатки; зонт расходился книзу, вроде еще одной. Они шествовали то шеренгой, а то гуськом, смотря как позволяла местность, но все время учтиво держась рядышком под зонтом, не разбирая тропинок, а иные тропинки так заблагоухали, так глянцевито залоснились, обновленные, что их стало не узнать. Зато остался таким, как был, опознавательный знак, примеченный ранним утром и уже полузабытый: обшитые тесом двойняшки-башенки негритянской молельни, укромно притулившейся в глуби висячих мхов. Дьюи решил, что знает, где находится. Внезапно отовсюду и на весь мир как заведенные разразились гомоном лягушки.