Рассказы.Том 8 - [28]

Он вспомнил брата Илью: надо написать ему письмо или окончить то, которое он начал писать, — нельзя быть должным ему братской любовью. Хорошо это было или плохо, но Зайцев не терпел, чтобы его любил кто-нибудь больше, чем он сам любит, даже будь это брат.

Он пошел в свою землянку и сел за письмо при коптилке. Но и на этот раз письмо окончить не удалось: от усталости Зайцев заснул, решив дописать письмо утром, а утром приказано было перемещаться всему штабу вперед.

Спустя же недолгое время письмо к брату уже не нужно было отправлять.

В одном сожженном хуторе, где разместился штаб армии, целых полдня ходил следом за Зайцевым какой-то красноармеец, не смея подойти близко. Зайцев заходил по делам в полуразрушенные хаты и сараи, где работали штабные люди, встречал знакомых офицеров и беседовал с ними, позавтракал у полковника и выпил водки, а рядовой боец все время следил за ним из отдаления и ожидал, когда Зайцев останется один.

Потом он подошел близко к Зайцеву и сказал ему:

— Паша, я к тебе пришел…

Зайцев посмотрел на красноармейца со шрамом от ранения на родном, знакомом лице и обнял брата Илью.

— Как же ты нашел меня и добрался сюда? — спросил затем Зайцев у брата.

— Так и пришел я. Паша, к тебе, — смутился Илья. — Воевать везде одинаково надо, что на севере, что здесь… Нас целая команда сюда прибыла. А в команду я попал — долго тебе рассказывать… Я соскучился по тебе, жить не мог, оттого и придумал, как служить близко от тебя, чтобы хоть редко видеться можно…

Зайцев обнял брата, и тот приник лицом к его груди. И это доброе, верное, любящее сердце младшего брата Зайцев так же должен был сохранить от врага живым и невредимым, как он должен сохранить сердце всей России. Он понял сейчас, что звание офицера — это имя старшего сына своей Родины, отвечающего за ее жизнь.

С тех пор прошло время, и окончилась война. Многое выдержал и вытерпел Павел Зайцев и многому научился, чему нельзя научиться нигде, кроме войны, где смерть может явиться как долг и обязанность воина, и близость к ней освещает жизнь. Не раз кровь лилась из тела Павла Зайцева, и, чтобы не потерять сознания от слабости, он приказывал ординарцам громко разговаривать с ним: он не хотел забываться.

Многое было, и все бывшее теперь миновало. Но высшие, главные дни боевой жизни Зайцева были те, о которых здесь рассказано; в эти минувшие дни, несчастные и счастливые, Павел Зайцев почувствовал себя воином на весь свой век, тогда он в донской и волжской пустой степи перешел через первую вершину своей жизни. Это была, вероятно, не самая большая высота в его жизни: он еще молод, ему, быть может, предстоит пройти через более высокие перевалы своей судьбы, кровно связанной с участью своего народа и человечества. Этого не знает гвардии полковник Павел Зайцев, но он готов принять и мирное счастье жизни, и новый смертный подвиг во имя ее.

Сейчас он внимательно всматривается в будущее мира, ради которого он и его сверстники и друзья годами шли против смерти; он ревниво следит, чтобы разбитые огнем врага, охладевшие сердца его павших товарищей оставили после себя на земле тепло счастья и свободы.

1946

Примечания к рассказу «Бессмертие»

«Бессмертие». Первоначальный вариант рассказа, названный «Красный Лиман», опубликован в журнале «Колхозные ребята» (1936, № 4). Впервые под названием «Бессмертие»: «Литературный критик», 1936, № 8. Вошел в сборник рассказов 1937 года «Река Потудань». До настоящего времени не переиздавался.

Необычным литературным явлением стала в свое время публикация «Бессмертия» вместе с другим рассказом писателя — «Фро» — в журнале «Литературный критик», сыгравшем важную роль в судьбе А. Платонова. С 1931 по 1936 год писатель практически находился в литературной изоляции. Ha помощь ему пришел журнал «Литературный критик» и его сотрудники: Е. Усиевич, И. Сац, В. Александров и др. Со второй половины тридцатых годов Платонов публикует в этом журнале литературно-критические статьи и рецензии, в частности статьи о Пушкине, Горьком, подписывая их псевдонимами «Ф. Фирсов» и «А. Человеков». Желая помочь талантливому писателю, редакция журнала даже напечатала два рассказа Платонова, хотя до того художественные произведения не появлялись на страницах «Литературного критика». Исключительность данной публикации объяснялась в предваряющей рассказы редакционной статье «О хороших рассказах и редакторской рутине». Однако заступничество журнала не помогло. Новые рассказы Платонова, a также вышедший в 1937 году сборник «Река Потудань» вызвали новую волну недоброжелательных отзывов в печати. На этот раз писателя обвиняют в проповеди индивидуализма, в воспевании одиночества и смерти, в апологии страдания и мученичества; его гуманизм называют «фальшивым» и т. д. И это при том, что Платонов по-прежнему решал все ту же гуманистическую задачу: благо всего общества и счастье отдельного человека.

В названии рассказа обыгран один из тезисов ранней публицистики Платонова, возникший в определенной мере под влиянием философии Н. Ф. Федорова: революция есть путь к достижению всеобщего бессмертия.