Рассказы. Том 4. Фатализм - [142]

Наполеон казался более спокойным из них двоих.

— Как видите да.

— Вы спокойны.

— Я в отпуске, скажем так.

— Должно быть, для вас происшедшее весьма странно.

— Я привык к необычному. Кроме того, ваш помощник — этот Эглиц, не так ли? — много рассказал мне во время путешествия.

Несмотря на то, что он ударил меня по голове, я на него не злюсь.

Он казался одновременно дружелюбным и умным.

— Был… вернее есть, — согласился Гитлер.

— Он рассказал мне много интересного. Это же 1942 год, не так ли? Так много, кажется, произошло. Естественно, я все еще немного смущен, что касается событий.

— Позвольте мне объяснить, — настаивал Гитлер.

Наполеон улыбнулся.

— Очень хорошо. Ваш французский, сир, несколько… заржавел.

— Возможно. Но я не могу рисковать переводчиком ради того, что собираюсь вам сказать. Пожалуйста, присаживайтесь.

Император и диктатор уселись за столом в тихой комнате.

Рядом стояла машина времени, протянувшая между двумя войнами мост. В комнате, которая гудела под вибрации машины, бросавшей вызов пространству и времени, теперь слышался шепот голосов, эхо которых сотрясало континенты.

— Вот почему я доставил вас сюда. — Гитлер охрип от своего многочасового монолога. — Я — повелитель своего мира. Вы были могущественным в свое время. Вместе мы можем использовать вдвое большую силу.

Наполеон кивнул.

— Кроме того, — пробормотал Гитлер, — вы мне нужны. Я бы не признался в этом ни одному живому человеку. Но мне нужны ваши знания военной науки — и вдохновенный гений, стоящий за ними. Я совершал… ошибки. Ошибки, которые должны быть исправлены.

Голос снова загудел, и сгустилась темнота. Время от времени эти два человека вставали и сверялись с картами, схемами, документальными материалами, которые приносили из других комнат. Было уже около полуночи, когда двое усталых мужчин посмотрели друг на друга через длинный стол.

— Но должно быть какое-то решение, — вздохнул Гитлер.

— Ваше военное положение опасно, — ответил Наполеон. — Что еще хуже, это положение необратимо. Его нельзя изменить. — Император пожал плечами. — Бесполезно было посылать за мной. Мне лучше вернуться в свой день и место. Скажу вам откровенно — ваше предложение о совместном партнерстве в этой войне заманчиво, но ведет только к безнадежному концу.

— Вы должны мне помочь, — проскрежетал Гитлер. — Вы должны!

Вы — Наполеон!

— Да, я Наполеон. Но я не могу изменить того, что существует, — печально ответил маленький капрал. Затем его голова дернулась вверх. — Выждать. Вот мое решение!

Пухлый палец ткнул в сторону камеры времени.

— Что вы имеете в виду? Вы с ума сошли?

— Не больше, чем вы. Сир, когда вы послали своего помощника похитить меня через время, я принял простое решение посетить эту эпоху. Как мы уже видели, ваши трудности начались в самом начале этой войны. В сентябре 1939 года. Вы упустили возможность вторгнуться в Англию. Вы не проверяли готовность России. Вы провалили свою миссию в Соединенных Штатах.

— Но это уже в прошлом — больше двух лет назад. Слишком поздно что-то менять.

— Неужели? Почему мы не можем войти в камеру времени и вернуться в 1939 год? Вернуться к июлю того года и заново спланировать войну на сентябрь?

Гитлер вскочил на ноги.

— Можем ли мы… осмелимся ли мы?

— Вы хотите завоевать весь мир? Очень хорошо, мы можем его завоевать. Если у вас хватит смелости совершить это путешествие. Как только в 1939 году мы сможем исправить ваши предыдущие ошибки, то предвосхитим остальные. Вот преимущество опыта. Тогда война будет вестись должным образом, с нами во главе.

Приглушенные голоса слышались в полуночной комнате.

Размытые фигуры двинулись к серебристой машине. Кошмарное видение в кошмарном мире. Наполеон, Гитлер и машина времени.

А потом — только пустая комната. Машина исчезла. Где-то в бесконечности два диктатора отправились назад, в прошлое.

Земля дрожала в предвкушении.

Машиной управлял Наполеон. Пухлые пальцы Бонапарта, бывшего лейтенанта артиллерии, осваивали тонкости работы деталей машины. Его интерес к принципам работы устройства почти превзошел его любопытство относительно подробностей самой войны. Но Гитлер был терпелив. В конце концов, столь знатного гостя надо ублажать. И если Наполеон решил вести машину времени, это было хорошо. Вместо этого он, Гитлер, решил руководить судьбами мира. Так они и сидели там, в странно вибрирующей металлической оболочке. Руки Наполеона двигались по серебряной поверхности панелей в молчаливой концентрации. Руки Гитлера нервно сжались на коленях.

Наступила тишина, если не считать гудящей вибрации — молчание двух людей, движущихся сквозь неведомое, безымянное, искривляющееся во времени с миссией изменить судьбу мира.

Всего два человека — но непохожие ни на одного из мириадов людей, когда-либо родившихся на земле. Два человека, каждый из которых в свое время изменил лик земли; переделал его словно безжалостный хирург, оставивший пациента разорванным и кровоточащим.

Никогда раньше не было двух таких людей, и никогда не было такого путешествия…

Должно быть, что-то важное пришло им обоим в голову, когда они сидели и ждали прекращения вибраций. Они вдруг переглянулись, и их глаза встретились.