Рассказы. Том 3. Левша Фип. - [25]

Затем начинается шоу. Из-за этого пианиста она сходит с ума, когда слышит, как он выкатывает свой маленький рояль и начинает полировать слоновую кость.

— Послушай, как играет этот человек! — визжит Жемчужина. Поэтому я слушаю. Он действительно мастер своего дела. Когда он исполняет свой номер, раздаются аплодисменты, загорается свет, и Жемчужина говорит:

— Разве он не такой же, как Эдди Дучин?

Поэтому я щурюсь на лицо и быстро качаю головой. Потому что этот пианист не похож на Эдди Дучина. Не похож он и на Рахманинова. Но он точно такой же, как мой старый друг Флойд Скрилч! На самом деле, он и есть Флойд Скрилч, в смокинге. Он замечает меня, когда мы встаем, и подбегает.

— Ну, это же Левша Фип! — он булькает. — И с очаровательной спутницей.

Он кланяется, как статист в кино. Итак, я представляю его, и он складывает складки на стуле за нашим столом. Я не могу удержаться, чтобы не задать ему естественный вопрос, что и делаю.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю. — С каких это пор ты делаешь маникюр на клавиатуре?

Он поворачивается и широко улыбается мне.

— Месяц назад я не разбирался в музыке, — признается он. — Единственное, что я мог прочесть, — это то, что получал от кредиторов. Я думал, что Шарп — это игрок в карты, а квартира — это место, где вы живете. Потом я взял этот журнал и прочел объявление. Там рассказывали, как вы можете научиться играть в десять простых уроков, и в пять трудных. Поэтому я отправил купон, получил уроки, и сразу же сделался настолько хорош, что думаю, что могу получить работу. Поэтому я пришел сюда, и они наняли меня. Это сенсация, не так ли?

Он говорит со мной, но смотрит на Жемчужину. Она хихикает.

— Мистер Скрилч, вы, должно быть, виртуоз.

— Не обращайте внимания на мою личную жизнь, — говорит он ей с очаровательной ухмылкой. — А зачем так официально? Зовите меня просто Флойди.

Его глаза загораются, как цифры выигрыша на автомате для пинбола.

— Ты просто отвечаешь на объявление и получаешь то, что хочешь, да? — спрашиваю я.

Но Флойд Скрилч не обращает на меня никакого внимания. Он слишком занят тем, что бросает на Жемчужину сальные взгляды.

— Что? — бормочет он.

— Я говорю, что у тебя в руке? — спрашиваю я.

— Рука Жемчужины, — говорит он мне. И он это сделал. — Жемчужина, — шепчет он. — Красивое имя. Вы слишком хороша, чтобы лежать перед свиньями.

Это похоже на какую-то грязную мелодраму, но Жемчужина только хихикает и возится, и я вижу на стене след. Тот же на чеке.

— Пойдем отсюда? — спрашиваю я ее.

— Нет, я хочу остаться. Флойди говорит, что мы лишимся всего веселья, — жеманничает она.

Так вот оно что. Флойд Скрилч сидит в смокинге, поводя широкими плечами и приглаживая волосы, и держит мою помидорку так, словно она сорван с его собственного куста.

Я встаю, чтобы уйти. Мне должно быть больно, но почему-то меня больше интересует, как он это делает. На самом деле, у меня есть небольшое подозрение, когда я вижу его волосы. Я не могу удержаться, наклоняюсь и шепчу ему перед выходом.

— Скажи мне правду, Скрилч, — бормочу я. — Ты также откликнулся на одно из этих объявлений, которые предлагают купить тоник для волос, который делает тебя неотразимым для женщин?

Он ухмыляется.

— Догадываешься, Фип, — признается он. — Я просто отправил купон, и пришел материал для нанесения на волосы, и теперь, куда бы ни отправились мои волосы, женщины попадают в них.

Я пожимаю плечами и убегаю. Я не решил прямо тогда и там забыть Жемчужину и этого Скрилча. Но сделать это не так-то просто. Потому что как можно забыть парня с волосами длиной в фут?

Таковы волосы Флойда Скрилча, когда я встречаю его на улице несколько недель спустя. Он бежит по кварталу, одетый в фиолетовую ночную рубашку, и его голову окружает облако длинных кустов.

На самом деле, он врезается в меня, и я получаю целую горсть мелочи. Я кое-как прихожу в себя, и Скрилч узнает меня.

— Не говори мне, — говорю. — Ты считаешь, что у тебя выпадают волосы, поэтому посылаешь за реставратором волос, и вот что происходит.

— Хорошо, — говорит он. — Меня почти беспокоит, как эти объявления сбываются. Я начинаю думать, что они немного переусердствовали.

— Но почему пурпурная ночная рубашка? — спрашиваю я.

— Это не ночная рубашка, — отвечает он. — Это халат.

— Халат?

— Конечно. Все художники носят блузы.

— С каких это пор ты стал артистом?

— С тех пор, как у меня такие длинные волосы. Это наводит меня на мысль. Все парни с длинными волосами — художники. Так случилось, что я просматривал журнал и увидел это объявление.

«Будьте художником!» — гласило оно. И под ним изображение животного. «Достань мольберт и нарисуй этого хорька», — приглашала надпись. И в ней говорилось, что парень, который нарисует лучше всех, получит бесплатный курс искусства из этой школы по почте. Теперь я думаю, что палитра — это то, что у вас есть во рту, а кисть — это то, что у вас есть с законом. Но я рисую, и выигрываю курс, и каждый урок срабатывает. На самом деле я намного опередил уроки. Я купил масляные краски и начал работать три недели назад. Я бросил работу в «Сансет-Руф» и занялся живописью. На прошлой неделе я сделал около двадцати картин. И большой арт-критик, Винсент Ван Гоуг, случайно зашел ко мне и…