Рассказы. Том 3. Левша Фип. - [165]

— Мы художественно его обрежем, — ухмыляется Спеллбингер.

— Сделаем из него индейца из табачной лавки! — хохочет Берни. — Но Фип будет вести себя хорошо, я уверен. И Герман тоже. И никто никогда об этом не узнает.

— Постучи по дереву, — смеется Спеллбингер, ударяя меня по голове.

— Э-э… — сглатывает Гормон.

— В чем дело?

— Я бы хотел взять Левшу домой, — предлагает маленький изобретатель. — Возможно, если я изучу его состояние, то смогу найти ключ к изменению формулы «Рикис».

— Хорошо, — говорит адвокат Берни. — Только без шуток или присядешь за убийство.

Гормон почти в панике, когда слышит это. Но он поднимает мое деревянное тело дрожащими руками и тащит меня к машине. Мы едем домой.

— Ты меня слышишь, Левша? — вопит Гормон. Я не могу ему ответить. Он просто смотрит на меня и качает головой.

— Ужасное дело, — вздыхает он. — Я никогда себе этого не прощу. Как мне вытащить тебя из этой передряги? И как я могу выбраться из этого? Я не говорил адвокату Берни, что почти все наши деньги тратятся прямо сейчас — у меня есть партия «Рикис», которые ждут, чтобы их положили в коробки, а те обойдутся нам по крайней мере в 50 000 долларов. Так что, если я сегодня вечером изменю формулу и выброшу все это, мы разорены. И они убьют меня, когда услышат об этом завтра.

Хотел бы я ему помочь. Хотел бы я помочь себе. Но я просто сижу, как болван, пока мы не доберемся до берлоги Германа Гормона.

Он живет в большом доме с длинным сараем на заднем дворе. Он выносит мое окоченевшее тело в сарай, и мы выходим на большое открытое пространство. Вдоль стен установлено множество машин — для перемешивания, просеивания и сортировки. Груды коробок с «Рикис» лежат рядом с конвейерными лентами. Большие чаны в центре комнаты заполнены хлопьями для завтрака.

— Здесь я делаю хлопья, — говорит он. — Завтра здесь будут рабочие, готовые упаковывать и отправлять товар оптовикам, которые уже делают заказы. Что мне теперь делать?

Его лысая голова выглядит как Ниагарский водопад, когда он потеет.

— Я могу проверять и перепроверять свою формулу, — вздыхает он. — Но я знаю, что не способен выделить один элемент, который заставляет людей превращаться в деревья. Вся партия никуда не годится, вот и все. Мои деньги потеряны, и мы разорены. У меня 200 000 коробок, которые нужно заполнить «Рикис», а они еще не готовы.

Он ходит по комнате.

— И это еще не самое худшее, — вздыхает он. — Мне больно от того, что я с тобой сделал. Превратил тебя в дерево! Если есть хоть какой-то способ…

Герман подходит ко мне и трогает за голову.

— Бесполезно, — говорит он. — Ты деревянный с головы до ног. Прищепка-переросток. Нет… подожди… — он хватает меня за запястье. Я ничего не чувствую, но он может.

— Твое сердце, — выдыхает он. — Твое сердце все еще бьется! Это означает, что ты жив. Живой, но с деревянным панцирем. Ты не полностью состоишь из древесины. «Рикис», должно быть, действуют как беспорядочный хромосомный агент, который превращает некоторых людей в камень. Окаменение, обызвествление, окостенение — только в вашем случае это окаменение!

Он хватает меня и поднимает.

— Может, это сработает, — выдыхает он и несет меня к одному из больших металлических чанов. Тот пуст. Он бросает меня внутрь.

— Я размягчу мякоть, которая покрывает тебя, если смогу, — говорит он, поворачивая кран на краю чана, и горячая вода начинает пузыриться в нем. Вскоре я кружусь в паровой бане. Я парю, как целлулоидная утка.

— Смотри! — бормочет он. — Внешние слои растительного волокна отслаиваются.

Конечно же, я вижу, как лоскуты сходят с моего тела. Мои глаза затуманены паром. И вдруг я могу двигаться! Мои движения скованы, но я чувствую, как кровь циркулирует в венах! Я пытаюсь говорить. Пока не могу. Но через минуту я чувствую, как закипает вода, открываю рот и издаю вопль, а затем, ныряя из чана, бью мировой рекорд по прыжкам в длину.

— Фип — ты жив! — кричит Герман Гормон.

— Сваренный заживо! — вою я.

Короче говоря, через несколько минут я снова абсолютно нормален, за исключением нескольких волдырей, где вода обожгла меня.

— Спасен, — всхлипывает Гормон. — Я так счастлив, что не убил тебя.

Я надел один из его старых костюмов и похлопал его по спине.

— Гормон, — говорю я, — ты мне нравишься. Ты больше заинтересован в спасении меня, чем в своих инвестициях, даже если эти мошенники хотят разорить тебя.

Он выглядит мрачным.

— Верно, — признает он. — Я все еще теряю деньги на «Рикис». Я не могу купить материал для новой формулы, даже если готовлю его сегодня вечером. У меня нет теста, чтобы сделать новые хлопья.

Я ухмыляюсь.

— Я все еще твой генеральный директор? — спрашиваю я.

— Да, а что?

— Тогда я спасу тебя. У меня есть идея, которая поможет нам сколотить состояние и навсегда покончить с адвокатом Берни и Дж. Селвином Спеллбиндером. Если ты пообещаешь делать то, что я скажу, я возьму ответственность на себя.

— Ты босс, — говорит Герман Гормон, протягивая руку.

Потом я объясняю ему, что планирую, и мы занимаемся делом. Мы работаем всю ночь. Когда работники приходят к сараю фабрики на следующий день, мы просим их спешить. К тому времени, когда Спеллбиндер готов появиться в студии вещания для первой программы, мы все готовы. Герман входит один, как мы и планировали. Все готовы к шоу. В личном кабинете Берни адвокат и Дж. Селвин Спеллбиндер празднуют. Все распланировано идеально. Чтобы все было закончено, они приглашают на спектакль трех моих бывших жен. Эйлин, Джойс и Глория готовы увидеть, как их деревянный манекен мужа исполняет акт чревовещания. Когда Гормон входит, Берни как раз рассказывает моим бессердечным супругам, как я на самом деле превратился в дерево и меня приняли за манекен.