Рассказы - [8]

Мей-Лин не смогла отвлечь его от этих мыслей даже очередной колкостью:

— Богов нет. Если бы они существовали, наши приборы заметили бы это.

— Телепатия? — предположил Рамон, провоцируя Мей-Лин.

Она не попалась на крючок, сказав только:

— Допустим, телепатия существует (в чем я сомневаюсь), но от кого они тогда принимают мысли? «Жучки», которые мы щедро расставили по городу, показывают, что короли, министры, жрецы говорят со своими богами так же часто, как и крестьяне, если не чаще. Здесь нет тайных правителей, Рамон.

— Знаю, — он устало ссутулился. — Фактически из всех куссаран реже всего ведут односторонние беседы солдаты и купцы, за что на них косо смотрят все остальные.

— Кстати, если бы все интересовались нами так, как Тушратта, нам было бы в десять раз легче работать.

— Верно, — согласился Рамон. Страж Ворот проводил на борту «Хауэллса» все свободное время. — И я не удивлюсь, что он здесь потому, что у нас вообще нет богов и он ощущает превосходство по крайней мере над нами.

— Ты циничнее самого Стена Джеффриза, — заявила Мей-Лин. Чувствуя, как у него запылали щеки, Рамон поспешно встал и вышел.

Проходя мимо камбуза, он подумал, что какой-то бог все-таки существует, причем бог на редкость зловредный: его окликнул сам Джеффриз.

— Эй, Рамон, посиди с нами. Рейко только что заступил на вахту, и нам не хватает игрока.

Неизбежная игра в карты началась еще в те времена, когда «Хауэллс» болтался на монтажной орбите вокруг Земли. Кастильо играл редко. Во-первых, техперсонал корабля не относился к числу его любимцев, а во-вторых, Рамон с завидной регулярностью оставался в проигрыше.

Он готов был отказаться и сейчас, но передумал, заметив среди игроков Тушратту. Куссаране и раньше играли в кости, так что опытный воин, по всей видимости, не без успеха осваивал новую игру. Земное кресло было ему неудобно: слишком мало и не соответствовало пропорциям тела.

— На что он покупает фишки? — спросил Рамон, усаживаясь напротив аборигена.

Хуан Гомес, один из механиков, ответил подозрительно быстро:

— О, мы их ему просто даем. Он играет не на интерес, только для забавы.

Кастильо поднял бровь. Механик покраснел.

— Зачем изворачиваться, Хуан? — сказал Джеффриз. — Он всегда может спросить самого Тушратту. Ладно, Рамон, он меняет их на местное добро: горшки, браслеты и прочее. А когда он выигрывает, мы расплачиваемся своей мелочью: ножницами, перочинными ножами, фонариком… Что в этом такого?

Подобные сделки были нарушением правил, но Рамон сказал:

— Ладно, ничего. При условии, что я получу фотографии всех побрякушек, которые вы от него получили.

— Ну конечно, — согласился Джеффриз. У всех сидящих за столом изрядно вытянулись лица. Кастильо подавил улыбку. Разумеется, игроки собирались припрятать свои маленькие трофеи и выгодно продать дома. Подобное так или иначе случалось в каждой экспедиции, находившей разумную цивилизацию. Антрополог не сомневался, что ничего не получит.

Тушратта ткнул пальцем в колоду. «Играем», — произнес он на искаженной, но тем не менее вполне внятной латыни.

Для того, чтобы новичок быстрее освоился с игрой, они выбрали вариант с пятью картами на руках и одним джокером.

— Так можно быстрее всего набраться опыта, — сказал Джеффриз. — С пятью картами хорошо представляешь себе свое положение. При игре с семью картами никогда не знаешь, торговаться дальше или пасовать.

Рамон немного проиграл, немного выиграл, потом опять проиграл — чуть больше. Возможно, он играл бы успешнее, если бы не уделял больше внимания Тушратте, нежели картам. Впрочем, возможно, он все равно бы проиграл, честно признался он себе. Как и следовало ожидать при игре с более искушенными соперниками, абориген проигрывал, но не слишком. Основной его проблемой, насколько мог заметить Кастильо, было нежелание блефовать. Впрочем, антрополог также страдал этим.

Когда запас фишек у Тушратты иссяк, он порылся в торбе и извлек оттуда печать — красивый резной цилиндр из алебастра размером с его мизинец. Такие цилиндры аборигены прокатывали по глиняной табличке в подтверждение того, что та написана владельцем печати. Количество фишек, выданных Гомесом в обмен на печать, казалось вполне справедливым.

Пару конов спустя куссаранин и Джеффриз схватились не на шутку. Рамон попробовал было торговаться, но спасовал после третьей карты. Остальные с разной степенью неудовольствия спасовали после следующей.

— Последняя карта, — объявил антрополог, тасуя колоду.

Кто-то присвистнул. Джеффриз, ухмыляясь, открыл бубновое каре. Через пару кресел от него Тушратта выложил две пары — тройки и девятки.

— Твоя ставка, Тушратта, — сказал Рамон. Куссаранин неохотно подчинился.

— А теперь мы отделим овец от козлищ, — произнес Джеффриз и поднял ставку. Однако улыбка сползла с его лица, когда Тушратта также поднял свою. — Вот ублюдок, — буркнул он по-английски и подвинул от себя еще несколько фишек. — Открывайся.

Весьма довольный собой, Тушратта открыл пятую карту — третью девятку.

— Ух ты! — сказал Джеффриз. — Еще бы не торговаться с фулом на руках!

Кастильо не знал, как много из игры понял Тушратта, но одно тот знал наверняка — то, что выиграл. Он обеими руками сгреб фишки и стал раскладывать их перед собой столбиками по пять.