Рассказы Старого Матроса - [21]

После разделки промысловая палуба выглядела жутковато. Её сплошь покрывали костяная крошка и остатки потрохов, клочки мяса висели на фальшбортах и на переборках надстроек, а люди казались только что вышедшими из жестокого штыкового боя — они были забрызганы кровью с ног до головы. Деревянный настил палубы расщеплялся под ударами топоров — его приходилось менять после каждого такого рейса. Так было на «Зубово» в 1983 году, когда это судно добыло свыше девятисот моржей и семь с лишним тысяч тюленей…

Снимай пиджак!

Охота на тюленей отличалась от промысла моржа. На тюленей охотились и в Охотском море, у Шантарских остров, неподалёку от посёлка Аян; и тут уже задействовались все фангсботы. С первыми лучами солнца их спускали на воду, охотники занимали свои места, и мотоботы шустро разбегались в разные стороны в поисках добычи и удачи. Тюленей били и на льду, и на воде — добычу можно успеть (если не зевать) подцепить специальным крюком-абгалдырем. Тюлень в среднем тянет килограмм на сорок, и поднять его с воды можно. Настреляв десять-пятнадцать зверей, бот притыкался к подходящей ровной льдине, туши выволакивали на лёд, где с них снимали «пиджаки» — меховые шкуры — и потрошили. Загрузившись по планширь шкурами и мясом (иногда за день один фангсбот добывал до сотни тюленей), охотники возвращались к судну, разгружались и плыли охотиться дальше. Днём перекусить на борту удавалось редко — в основном ели без отрыва от производства. К выхлопной трубе дизеля мотобота (там для этой цели оборудовался специальный ящик) приставляли котелок с водой, куда кидали картошку и мясо, — пока суть да дело, глядишь, обед и поспел! Впрочем, охваченные охотничьим азартом зверобои о еде беспокоились не слишком.

Объектом промысла были так называемые меховые тюлени (по науке их называют настоящими — в отличие от ушастых тюленей). Ларга, или пятнистый тюлень, со светлой шкурой, усеянной многочисленными тёмными пятнами, словно у леопарда. Крылатка, или полосатый тюлень, — у этого на шее и вокруг передних ласт на тёмном фоне шкуры резко выделяются широкие жёлтые полосы, словно нарисованные кистью. Акиба, или кольчатая нерпа, — зверь-невеличка (его называли «рукавицей»), с чуть рыжеватым светлым мехом и кольцеобразными пятнами на шкуре. Был ещё лахтак, или морской заяц, — травоядный, в отличие от трёх предыдущих представителей тюленьего племени. Весил этот «зайчик» до ста пятидесяти килограмм, и брали его только на льду — тяжеловат, особо не потягаешь. Зато он не опасен, а хищный тюлень-рыбоед может в агонии и палец отхватить.

С мясом тюленей обходились так же, как и с моржовым мясом — на фарш его. А вот процесс обработки шкур был несколько сложнее. На палубе со шкур срезались остатки мяса, а сами «пиджаки» подавались в мездрильную машину. Ребристый барабан мездрилки снимал с них слой подкожного жира, который потом перетапливался, доводился до янтарного цвета и до жидкой консистенции и сливался в специальные жировые танки. Обработанные же шкуры заливались крепким соляным раствором — тузлуком — и упаковывались в бочки.

На тюленьем промысле добытчикам приходилось куда тяжелее, чем на промысле моржей. Холодные дальневосточные моря в апреле месяце совсем не напоминают Чёрное море в июле; фангсботы гонялись за добычей сутками, и значительная часть самой грязной работы по разделке тоже ложилась на плечи охотников. Случались и опасные приключения.

Однажды за возвращавшимся к судну тяжело гружёным фангсботом увязалась касатка, привлечённая запахом крови. При своих размерах касатке — пожелай он вдруг такого — не составило бы особого труда перевернуть утлую скорлупку бота. Стрелять из карабина в громадную зверюгу — самоубийство, а оказаться в ледяной воде рядом с самым страшным хищником северных морей — тоже приятного мало. Пришлось выкидывать за борт добытых тюленей, тушу за тушей, облегчая бот и смиряя разыгравшийся аппетит касатки. И только когда в воду плюхнулась последняя туша, касатка отстала, словно догадавшись, что с людей ей больше взять нечего.

В другой раз фангсбот с разгона налетел на подсов и перевернулся. К счастью, люди выбрались на лёд и спасли рацию — судно подоспело к потерпевшим кораблекрушение без промедления. Охотники отделались испугом, потерянной добычей и промокшей одеждой, да ещё долгой морокой с написанием объяснительных по поводу утопления карабина — в те времена за огнестрельным оружием, да ещё боевого класса, следили очень строго.

Быт и нравы

Люди на борту ЗРСов (да и промысловых судов вообще) собирались самые разные. Комсостав — штурмана и механики — эти были выпускниками разных мореходных училищ, сознательно выбравшими профессию моряка, а вот рядовой состав (особенно обработчики) являл собой очень пёструю картину: с бору по сосенке, сборная солянка. Среди них можно было встретить и человека с сомнительным прошлым, и научного работника, от безденежья подписавшего трёхлетний контракт и стоически принимавшего все тяготы промыслового морского труда в надежде на хороший заработок.

Наиболее экзотическими человеческими экземплярами являлись, конечно, старшины фангсботов. В большинстве своём они были жителями Сахалина и стреляли зверя ещё со зверобойных шхун. Попадались виртуозы, способные с двадцати шагов выбить из карабина донышко у пустой бутылки, положенной набок горлышком к стрелку, — пуля входила через бутылочное горло и вышибала у стеклотары дно. На «Зубово» был такой промысловик, по кличке Кровавый Билл (я и имени его настоящего уже не помню). Коренастый, с редкими зубами, с густой тёмной бородой (на фотографии он пятый слева среди стоящих), с кривым носом и хриплым смехом, этот сорокалетний мужик мог бы без грима сниматься в «Острове сокровищ» или в «Пиратах Карибского моря» — хотя по жизни был человеком добродушным.