Рассказы - [18]

— Чего ж тут понимать. Известное дело… — сказало несколько голосов.

— Ну, вот. И вы сами должны смотреть, если у вас есть такие несознательные члены общества, которые не понимают этого.

Передние, стоя полукругом перед столом, со снятыми шапками в руках, как стоят, когда слушают проповедь, при последних словах стали оглядываться и водили глазами по рядам, как бы ища, не окажется ли здесь каких-нибудь, несознательных членов.

— А то я проезжал по одной деревне, а там почти из каждой трубы дымок вьется…

— Нешто можно… Да за такие дела… тут дай бог только прокормиться.

— Праздник… — сказал чей-то нерешительный голос сзади.

— Мало ли что праздник. У вас вон тоже праздник, а дыму ведь нет.

Крайние от окон мужики пригнулись и зачем-то посмотрели на улицу, поводив глазами по небу.

— А нельзя эту неделю на ту перенести? — спросил чей-то нерешительный голос.

— Что?..

Вопрос не повторился.

— А по избам пойдете?

— Что там еще?

Ответа не последовало.

Через полчаса приезжий, закинув рукой волосы назад, вышел из школы. Все, давя друг друга в сенях, вытеснялись за ним на улицу и, затаив дыхание, ждали, куда пойдет…

Приезжий стоял с портфелем в руках и водил глазами по крышам изб. Мужички, справляясь с направлением его взгляда, тоже водили глазами.

— Дыму, кажется, нигде нет, — сказал приезжий.

— У нас никогда не бывает, — поспешно ответил председатель, протискавшись вперед.

— Это хорошо. А то у ваших соседей из каждой трубы дымок.

— Дисциплины нету, — сказал секретарь.

— Ну, так вот… объявляется, значит, неделя борьбы с самогонкой. Слушайтесь председателя и во всем содействуйте ему.

— А после этой недели как?..

— Что?..

Никто ничего не ответил.

— Наказание божие, — говорили мужики, — праздник подходит, все приготовили честь честью, затерли, вдруг нате, пожалуйста.

— Скоро еще, пожалуй, объявят, чтоб неделю без порток ходить.

— Вроде этого. У людей праздник, а у них — неделя.

— А, может, разводить начинать? — сказал голос сзади, когда приезжий скрылся за поворотом дороги.

— Я те разведу… — крикнул председатель. — Раз тебе сказано, что в течение недели — борьба, значит, ты должен понимать или нет?

Подошел, запыхавшись, кузнец. Его не было на собрании.

— Где пропадал?

— Где… — сказал кузнец, вытирая о фартук руки, — баба со страху корове вывалила затирку из чугуна, а та нализалась и пошла куролесить, никакого сладу нет.

— Прошлый раз так-то тоже прискакали какие-то, — сказал шорник, — а у меня ребятишки курили, да так насвистались, шатаются, дьяволята. Один приезжий что-то им сказал, а мой Мишка восьмилетний — матом его. Ну, прямо, обмерли со старухой.

— С ребятами беда. Все с кругу спились.

— Заводчики — своя рука владыка.

— Моему Федьке девятый год только пошел, а он кажный божий день пьян и пьян, как стелька.

— Молод еще, что же с него спрашивать.

— Да, ребятам — счастье: нашему брату подносить стали, почесть, когда уж женихами были, а эти чуть не с люльки хлещут.

— Зато будет, что вспомнить.

— На войне уж очень трудно было. Пять лет воевали и скажи, голова кажный день трезвая. Ну, прямо на свет божий глядеть противно было.

— А тут опять теперь затеяли. Что ж, они не могли в календарь-то посмотреть; под самый праздник подгадали.

Председатель что-то долго вглядывался из-под руки в ту сторону, куда уехал агитатор, потом спросил:

— Не видали, что, он мостик проехал или нет?

— Вон, уже на бугор поднимается, — сказало несколько голосов, и все посмотрели на председателя. Тот, достав кисет и ни на кого не глядя, стал свертывать папироску.

— Да, во время войны замучились. Бывало, праздник подойдет — водки нет. И ходят все, ровно потеряли что. Матерного слова, бывало, за все святки не услышишь.

— Вот это так праздник.

— Это что там — мертвые были.

— Эх, когда заводы громили… Вот попили… в слободке, как дорвались до чанов со спиртом, так и пили, покамест смерть не пришла.

— Вот это смерть… в сказке только рассказывать.

— Да… бывало, по деревне пойдешь, словно вымерла вся: без памяти лежит.

— Свободы настоящей нет. Эх, — сказал кто-то, вздохнув. — Ведь это сколько даром хлеба-то пропадает — на этот налог обирают. Ведь ежели бы он целиком-то оставался, тут бы как с осени котел вмазал, ребят в дело запряг и лежи, прохлаждайся. А то вот праздник подходит, а мы, как басурмане…

— Наоборот все пошло, — сказал кто-то, — прежде под праздник люди были пьяные, коровы трезвые, а теперь люди трезвые, коровы пьяные…

Кузнец только молча плюнул. Потом, немного погодя, сказал:

— Бутылки на две выжрала, анафема.

— А какую водку стали было гнать. Прежде, бывало, пьешь, — мать пресвятая богородица, за что ж ты наказала, и гарью какой-то и дегтем от нее воняет, после головы не подымешь. А теперь только навострились, а они со своими неделями. Да аппараты еще отбирают. Значит, опять на стену лезть.

— Нешто они об этом думают? Им одна только забота — дело развалить.

— Да нешто без водки можно? Не говоря уж о том, что душа требует, а и дела без нее никакого не сделаешь: заявление какое подать, в волость идти, — что ж, ты и явишься с пустыми руками?

Председатель молча курил и, сплевывая, всё поглядывал на бугор.

— Верно, верно, — отозвались дружные голоса.