Рассказы разных лет - [17]

Бумаги были в порядке, ничего не забыто; ручка — тоже тут. Отойдя на несколько шагов, он оглянулся на усатую бронзу, и что-то его слегка кольнуло. Он ведь когда-то тоже стихи писал. Он вспомнил свое детство и юность в далеком Гуаякиле, родителей, у которых на счету был каждый сукре, землетрясения, бедственные ливни с ураганами, приходившие с Тихого океана…

Хорхе зарабатывал делом вполне безнадежным: мелкой испанской журналистикой. В Лондоне было несколько изданий с неустранимым налетом кустарности и провинциальности. Молодежь теснила его; писала и быстрее, и живее. Живость шла от бесшабашности. Или от молодости? Всё этим щенкам нипочем: ни фактов не проверят, ни слога не выдержат. Среди них не каждый и Don Quijote прочел…

Он провозился два часа. Справочные издания отсылали одно к другому. Нужные сведения отыскались на третьем иерархическом уровне. Дело шло к двум, и Хорхе вспомнил, что лет двадцать назад, когда он еще был новичком в Лондоне, неподалеку находился аргентинский рестончик-забегаловка, где цены были по карману даже ему.

При выходе он еще раз взглянул на бронзового тезку, и в душе опять засвербело.

…Библиотекарша не знала. В администрации тоже ничего толком не могли сказать. Упомянули британский совет по культуре, откуда и пришла идея бюста — вместе с нахрапистым молодым скульптором, спешившим сбыть уже готовую продукцию. Было в Лондоне несколько лет назад какое-то культурное оживление в связи с Латинской Америкой. Как раз когда цены на нефть пошли вниз, и там кое-где голодали. Молодой библиограф, единственный, кто слышал о поэте Хорхе Фернандес, уверял, что тот — герой революции, подпольщик. Хорхе не стал возражать. Даже не усмехнулся в усы. «У них одно на уме. Если América Latina, так уж непременно la revolución. А вот у нас в Эквадоре, поди ж ты, не было революций. Хотя других заморочек хватало. Веласко-Ибарра из пяти своих президентских сроков только один досидел до конца. Да им не объяснишь… Как давно это было!»

На месте старой уютной забегаловки оказалось солидное и недешевое заведение. Хорхе взглянул на вывешенное при входе меню, помедлил — и побрел в сторону Кингс-Кросса. В привокзальном буфете он пил чудовищный английский кофе, заедая сандвичем, и думал о превратностях судьбы. Он мечтал стать поэтом. В двадцать пять, еще работая на мебельной фабрике, начал печататься. В городе был крохотный кружок молодых авторов. Там он и встретил Кончу. Она сочиняла звучные многозначительные верлибры в духе Гарсиа-Лорки: «La nube navega, la nube navega, la nube…Облако плывет, облако плывет, облако…». В ту пору, еще совсем девчонка, она уже была замужем. Минутное, в сущности, супружество. В одном из стихотворений писала: «Просыпаясь утром, начинаю одеваться. Первым делом надеваю супружескую верность…»

Он не поехал домой, а вернулся в библиотеку. В испанской энциклопедии нашлась небольшая статья о поэте Хорхе Фернандесе, только не колумбийском, а эквадорском. Трудное детство. Тяжелая работа в порту и деревообрабатывающей промышленности. Самообразование. Марксистские кружки, леворадикальное рабочее движение. В тридцать лет — университет в Мадриде. Сборник стихов «Слезный край». Строгость формы и музыкальность, мотивы одиночества, любви, поиск взаимопонимания и духовности.

С некоторой оторопью, не вполне веря себе, Хорхе понял, что речь в статье — о нем…

2

Находчивого скульптора звали Педро Альварес. Отыскать его следы оказалось делом непростым. Он давно уже перебрался в Прагу. Какая-то бывшая подруга дала его телефон.

Разговор вышел престранный. Скульптор долго не понимал, с кем говорит. Когда понял, искренне изумился. Но не растерялся. Он не знал, что Хорхе в Лондоне. Он вообще не знал, что тот жив. От героев и поэтов этого не ждешь. Они принадлежат истории. Лепил он по старой фотографии, приложенной к сборнику стихов. Как узнал о поэте? Да очень просто. Из рассказов приятеля, а тот — из чьих-то других рассказов. Почему колумбийский, а не эквадорский? Ну, ошибся. Бывает. Сам из Колумбии… Короткий всплеск интереса к Латинской Америке подсказал идею и подхлестнул работу. Она не затянулась. В библиотеке согласились взять бюст, даже не взглянув на макет.

— Говорите, портретного сходства маловато? Вам виднее. Но ведь я передал ваш орлиный нос!.. Вы, случаем, не сбрили усы? Я сделал, что было в моих силах.. Встаньте на мое место…

Вот этого-то как раз Хорхе и не мог.

3

Под утро ему приснилось то, что снилось вот уже два года: что Конча вернулась. Счастье перевешивает всё. Она такая же, какой была в девятнадцать: застенчивая, зеленоглазая, худая и неправдоподобно нежная. Всё тот же запах лаванды, от которого у него рассудок мутился. Его всегда привлекали женщины робкие и серьезные. Любовь без страха божьего — разве это любовь? Но после Кончи — все прочие померкли, стали словно бы ненастоящими.

Первые годы были сплошным медовым месяцем. Жили так бедно, что и вспомнить страшно. Бедно, но весело. У нее было потрясающее чувство юмора. Да что там! Она была чудом во всем: добрая, отзывчивая к чужой беде. Жили друг для друга. Союз был нетрадиционный: с востока брезжила заря нового мира, в котором не было места неравенству, подчиненному положению женщины, несвободе. Как? Вчера я обожал ее, просил делить со мною кров, пищу, радости и невзгоды, а сегодня, когда первый пыл схлынул, переложу на нее стирку, буду приказывать, повелевать? Новый мир созидался прямо тут, в их коморке. Точнее, мир старый, как век. Кто не попадался в этот капкан? С самого начала положили ничего друг от друга не скрывать. И почти сразу же выяснилось, что это невозможно…