Рассказы - [14]

Одним словом, Эйдер не питал особых надежд на то, что в этот раз, в отличие от предыдущих, ему удастся отдать Уитмана под суд.

Ну, а я… У меня было слишком много своих дел, чтобы следить за тем, как в нашем обществе свершается еще одна несправедливость: нелепое, оставшееся без наказания убийство ребенка. Кажется, Уитмана надолго лишили водительских прав, и к общему списку был присовокуплен еще один штраф. Ему удалось отклонить обвинение в нетрезвом вождении машины, поскольку анализы крови у нас запрещены. На выручку снова пришел диабет. А что касается того, как он передвигался, — так ведь всегда найдется желающий водить машину за хорошую плату. Через какое-то время некие крупные специалисты установили, что состояние его здоровья уже в норме и не вызывает тревоги, и этот «образцовый гражданин» даже, возможно, вернул себе права, точнее, право вновь калечить людей на дорогах.

Я случайно наткнулся на газетную заметку о нем (в его жизни всегда была масса сюрпризов). Еще одна женитьба, на этот раз — на какой-то звездочке. По-видимому, он предпочитал маленьких и рыжеволосых. Появлялась четвертая по счету миссис Уитман. Я вспомнил раздраженное замечание Эйдера:

— Еще несколько жен — и, может, этот тип окончательно лишится сил и желания водить автомобиль. Тогда и дети в округе погибать станут не так часто.

Со времени изложенных событий прошло больше года. Казалось, они уже навечно канули в прошлое, как вдруг недавно, около месяца назад, история Уитмана получила неожиданное развитие, да еще какое!

Эйдер позвонил мне поздно вечером во вторник. В запертой комнате на третьем этаже дома был обнаружен труп мужчины. Никаких признаков насилия. Более того: ни малейших следов присутствия в комнате посторонних. Впечатление такое, будто пострадавший в одиночку, за запертой дверью, сильно надрался, после чего вытянулся на диване и уснул. Но вместо того, чтобы проснуться с раскалывающейся головой и бунтующим желудком, не проснулся вовсе.

— Так вот, уважаемый усопший есть не кто иной, — со зловещим удовлетворением в голосе произнес Эйдер, — как наш старый знакомый Гордон Вэнс Уитман Третий.

— Нормально, — заметил я. — Ну, а я тут каким боком могу помочь?

— Понимаешь, мы здесь, в управлении, все до ужаса любознательные. И нам хотелось бы выяснить, от чего же скончался этот подонок.

— Давайте сфотографируйте там все, как обычно, а потом привезите тело ко мне, — ответил я. — До завтра, скорей всего, из больницы вообще не выйду. В любом случае, судя по твоему рассказу, это инсульт или инфаркт миокарда.

— Похоже, — согласился Эйдер. — Но у меня на такие вещи нюх, понимаешь? Так что давай убедимся наверняка. Идет?

— Ладно. Привези труп, и я сегодня же проведу вскрытие.

Конечно, тогда еще и подумать никто не мог об убийстве: запертая дверь и все прочее. В жизни загадок бывает куда как меньше, чем в книжках Джона Диксона Карра.

Около пяти вечера полицейские привезли тело, а с ним и некоторые подробности и фотоснимки. То, что Уитмана нашли так быстро, было еще удачей. Одна из его многочисленных подружек давила на звонок до тех пор, пока не убедилась, что разбудить его не удастся. Тогда она решила позвать хозяйку, сдававшую квартиры, которая в свою очередь сообщила в полицию. Взломали дверь и увидели, что Уитман мертв. А остальное предстояло рассказать мне. После вскрытия. Мы все ожидали, что причина смерти — нечто скородействующее, массивное, обычное в таких случаях. Тут-то меня и подстерегал сюрприз, каких я давно уже не чаю.

Дело в том, что медицинское вскрытие, если его производить по всем правилам, — штука длинная, сложная и утомительная. Основная часть «программы», по сути, производится на столе и представляет собой то же самое, что и операция на живом, находящемся под действием анестезии, пациенте, то есть требует той же аккуратности и тщательности. Никаких размашистых ударов ланцетом и лихих разрезов! На все — про все у добросовестного патологоанатома уходит от трех до шести часов времени. Этап микроанализа, который носит чисто лабораторный характер, может длиться несколько недель, поскольку порой включает химическое, бактериологическое, токсикологическое исследование — и еще Бог знает какое, чему и имени-названия нет.

Предварительный осмотр тела свидетельствовал в пользу какого-то нарушения дыхательных функций: лицо было серым, губы — синими. Такое состояние называется синюхой, или цианозом. Сама процедура вскрытия предполагает определенную последовательность действий, поэтому я начал с черепной коробки. Ткани мозга были без видимых изменений, сгустки крови тоже отсутствовали, что уже исключало кровоизлияние.

Далее, согласно очередности процедур, я исследовал полость грудной клетки — и сразу же напал на золотую жилу. Мне бросился в глаза внешний вид легких: явный отек и следы сильнейшего раздражения. Я склонился над трупом с трехкратной лупой в руках и, приблизив лицо к легким, мгновенно почувствовал необычный запах — едва заметный, затхлый такой запах свежескошенного сена на фоне резкого, ни с чем не сравнимого смрада соляной кислоты.

А ведь я вполне мог этого не заметить. Нет, обнаружить, конечно, удалось бы, но лишь после долгих часов лабораторного анализа. Если вам доводилось служить в армии, вы уже никогда не сможете забыть этот запах лежалого сена. В первые месяцы 1942 года, когда никто не исключал возможности газовых атак, — всех солдат, и особенно тех, кто, как и я, служили в медсанбате, специально обучали распознавать важнейшие виды отравляющих газов. Такой запах был характерен для фосгена, ядовитого химического вещества, введенного в практику в период первой мировой войны. Несколько глубоких вдохов — и человек, слегка откашлявшись и ощутив небольшое стеснение в груди, спокойно отправлялся по своим делам, и лишь позже падал и умирал совершенно, казалось, внезапно. Фосген — штука хитрая и действует в разных случаях неодинаково, образуя и скапливая в легких соляную кислоту. Ужасная мерзость этот газ.