Рассказы - [4]

— Пошли, — звал Ярин. Он не любил, когда Марцела делала серьезное и значительное лицо, словно открыла бог весть какую истину.

Она подошла, и ее серьезная мина совсем не вязалась с веселым желто-оранжевым купальником.

— Начиталась.

— Что ты сказал?

— Начиталась, говорю, вот и лезет всякое в голову.

— Ну, а если и правда все это в последний раз?

— Да кончай ты, — раздраженно прервал Ярин. Такой день — и такие разговоры. Он встал в очередь за мороженым. — Как делишки? — обратился Ярин к жене Штефана. — Две двойных.

Штефану подваливало к шестидесяти, а жена у него была по меньшей мере лет на пятнадцать моложе. Не переставая наполнять мороженым бумажные стаканчики, она издала звук, очевидно выражающий изумление:

— А-а-а! Давненько вы здесь не появлялись. Как поживаете? Жаль, что нет Штефана, уехал на лодке…

— Мы его видели, — сказал Ярин и неожиданно для самого себя спросил: —А кто утонул? — Спросил как бы против своей воли, он и сам бы не мог объяснить, зачем спрашивает о том, до чего ему нет никакого дела.

— Тоник Вагнер. — Женщина наполняла мороженым следующий стаканчик. — Работал на железной дороге и еще вчера за дальним омутом поймал здоровенного сома.

Ярин стоял, в каждой руке по порции мороженого, вокруг него к окошку продвигалась очередь. И не мог понять, зачем спрашивает про какого-то чужого человека, с которым стряслась беда. Не было у него такой привычки.

— Приходите вечерком посидеть, — пригласила жена Штефана.

Ярин кивнул. Поскорей бы отвязаться от этого тягостного чувства. Всегда он делал только то, что хотел сделать, а тут вдруг поймал себя на том, что поступает против собственной воли. А все Марцела! Нечего было принимать эту историю так близко к сердцу…

Он принес Марцеле мороженое и сказал:

— Чтобы, наконец, твоя душенька успокоилась, утопленника звали Тоником Вагнером и работал он на железной дороге.

— Разве в этом дело? Это вообще не имеет никакого значения. — Марцела кончиком языка задумчиво попробовала мороженое.

— Я только, чтобы ты успокоилась, — повторил Ярин. — Вчера он поймал сома.

— Меня не интересует, кто он был, пойми. Просто не стало одного человека. И все.

— Ну и что?

— Ничего. Утром он строил планы, и вдруг его нет. Нет. И — ничего.

— Что ничего?

— Люди загорают, играют в мяч, закапываются в песок. Будто ничего не случилось.

— Господи, а что же им делать?

— Не знаю, но разве не странно… Я или ты — представь, вдруг нас не станет, и — ничего.

— Наш кот и тот бы спятил от твоих разговоров, — проворчал Ярин. Он лизал мороженое и невольно думал о том, что после него останется. Транзисторы, магнитофон с пленками, туристское снаряжение, палатка, мотоцикл, половина желтой «татры». И все. Они это живо продадут. Родители или сестра. И ничего. Эта мысль вызывала отвращение. Если так-то подумать, ведь у него еще не было времени себя проявить. Но почему именно сегодняшняя суббота должна стать последней? Почему сегодня все в последний раз? Почему? Он обернулся к Марцеле. — Ерунда. Почему вдруг именно сегодня все в последний раз?

— Не знаю. — Марцела лизала мороженое. — Разве кто-нибудь скажет тебе почему? Просто я так подумала. — Она снова лизнула мороженое. — Вдруг получается, что у тебя совсем мало времени.

— Времени никогда не хватает.

— Предположим, — Марцела продолжала лизать мороженое. Это его злило.

— Тебе не надоело лизать? — спросил он.

— Ужасно тает.

Ярин отбросил свой стаканчик вместе с остатками мороженого. Больше не хотелось.

— Предположим, — повторила она, — времени никогда не хватает, но ведь вдруг его может стать еще меньше. Если сегодня все в последний раз…

— Да прекрати наконец! — прикрикнул Ярин.

Но Марцела не унималась:

— И не знаешь, за что ухватиться. Когда представишь, что завтра нас уже не будет, не знаешь, за что хвататься. Или, может, ты знаешь?

— Глупости все, — заключил он, и ему вдруг захотелось курить, но сигареты остались в машине.

К «татре» шли по плотине. Внизу, на пляже, люди словно бы еще размножились. Послеполуденное роение достигло апогея.

— Каждый думает только о себе, — заметила Марцела.

— В порядке вещей, — возразил он.

— Ты так считаешь?

В ту минуту ей хотелось чего-то большего, чем думать о себе, чего-то, что не исчезнет так легко вместе с человеком.

Подошли к «татре». В машине из ящичка Ярин достал новую пачку сигарет. Закурил и, несколько раз пустив дым через нос и рот, успокоился. Даже попытался переменить тему.

— У тебя шикарный купальник.

Марцела ждала этой похвалы все утро, но теперь было слишком поздно. Она достала из сумки газету.

— Кроссворд есть? — спросил Ярин.

Марцела отделила лист с кроссвордом и протянула ему. Вернулись на пляж, но их место было занято. Подстилку сдвинули на траву и преспокойно устроились на их месте. В другое время Ярин поднял бы шум. Но теперь посмотрел на загорелого толстяка и его дородную супругу, только посмотрел и не сказал ни словечка. Взял подстилку, и они прошли вдоль протоки немного подальше. Между вербами попадались приятные уголки, там росла длинноволосая трава, а местами лежал нанесенный с пляжа мелкий песок. Когда они проходили вдоль протоки, навстречу снова попалась плоскодонка. Но люди с шестами уже не так усердствовали, как в тот раз, когда плыли в сторону реки, не так старательно прощупывали дно. Видно, отказались от всякой надежды и лишь изредка погружали шесты. Теперь Штефан стоял на корме, и шест его, почти вынутый из воды, окованным концом скользил по ее поверхности.