В мрачном зале суда Миолии Главный судья Пруденца весьма оперативно вел заседание. Это был красивый, импозантный старик с длинной, доходившей до груди, бородой. Глаза у него были голубые, как летнее море в штиль, но крайне переменчивые. Внезапно их голубизна светлела и становилась леденисто-холодной. И все боялись этой мгновенной смены оттенка.
В зале сидело множество людей, да и в ложе Великого герцога яблоку негде было упасть.
— Хотелось бы посмотреть, как Пруденца проводит в жизнь свою реформу, — сказал Главный церемониймейстер барон Орбайс.
— Кое-что уже проявилось, — отозвался Главный камергер граф Цурлино. — По-моему, с годами пороха в пороховницах заметно поубавилось. Старик теперь выносит смехотворно мягкие приговоры за весьма тяжкие преступления…
— Соблюдайте тишину, господа.
Из клетки заключенных охранники вывели молодого изможденного блондина и подтолкнули его на помост перед креслом Главного судьи. Сам характер ведения процесса, похоже, коренным образом изменился. Пруденца, внимательно изучив дело, вызывал обвиняемых в зал суда и выносил приговор, не подлежащий обжалованию.
— Ты совершил убийство, защищая мать! — сказал Главный судья.
— Да, — подтвердил юноша.
— Ты по гроб жизни будешь смиренно заботиться о ней, — вынес свой приговор Пруденца. — Возвращайся к матери.
Цурлино и Орбайс обменялись многозначительными взглядами.
— Он явно рехнулся! — прошептал граф.
Перед Главным судьей предстал другой обвиняемый, тоже еще молодой, но ранняя седина в волосах говорила о пережитых страданиях.
— Ты, — сказал Главный судья, указывая на него пальцем, — убил любимую женщину за измену.
— Да.
— Теперь, пока бьется твое сердце, ты не узнаешь больше любви. Иди!
Орбайс привстал было, но все же сдержался. У Цурлино голова покачивалась, словно маятник.
Третий обвиняемый был уже в годах. Он с трудом передвигал ноги и упорно не поднимал глаз. Обтрепанные края брюк волочились по полу.
— Ты вор! — сказал ему Главный судья.
— Да.
— Но воровал ты, чтобы накормить голодных детей. Ты оправдан.
В зале недоуменно зашумели. Главный церемониймейстер не утерпел и выкрикнул:
— Но он был вооружен!
Главный судья сделал вид, будто не слышит. Следующим ввели прекрасно одетого господина. Он выступал уверенно, раскланялся с публикой и заговорил первым.
— Ваше превосходительство, — мягко сказал он, — произошло недоразумение. Я даже не знаю…
Голубые глаза Пруденцы посветлели и стали суровыми. Люди в зале поежились от страха.
— Ты раб! — изрек старец.
— Выбирайте выражения, ваше превосходительство! Я занимаю важный пост, и даже при дворе меня…
— Вот именно! Ты рабски служишь всем, не думая о чести. Заплати тебе побольше, и ты будешь лизать дерьмо своего хозяина. И не раз это делал! Приговариваю тебя.
— Приговариваете? Меня?
— К смерти!
Стража силой увела обвиняемого. Сидевшие в зале онемели. У графа Цурлино от гнева трясся подбородок.
— Приговорить к смерти дворянина только за то, что он… Неслыханно!..
Он умолк. Пруденца уже целил пальцем в следующего обвиняемого — высокого, поджарого господина с моноклем и в великолепном плаще.
— Ты не умеешь любить! — изрек Главный судья. — Вместо сердца у тебя лед. Сколько ты оставил трупов на своем пути!
— Я никого не убивал! — бесстрастно ответил обвиняемый.
— Нет, убивал! Убивал безжалостно, цинично, хоть и не применял оружия. Ты прятал нож под полой своей трусости и жадности.
— Я боролся!
— Подлыми средствами. Приговариваю тебя к смерти!
В зале поднялось сильнейшее волнение, которое страже с трудом удавалось сдерживать. Орбайс и Цурлино вскочили, гневно размахивая руками и крича что-то. Тем временем на помост уже ввели очередного обвиняемого.
— Ты вор! — объявил Пруденца, не обращая внимания на шум.
— Ваше превосходительство, — усмехнулся обвиняемый, — вы, верно, шутите! Миллионы граждан именно мне доверяют все свое добро.
— Знаю. Но ты умеешь скрытно обделывать свои махинации и ловко избегаешь тюрьмы. Ты — циркач. Мастер своего дела.
— Проверьте мои бухгалтерские книги, ваше превосходительство.
— Приговариваю тебя к смерти!
— У меня все в соответствии с законом!
— К смерти!
Пруденца знаком приказал увести обвиняемого и закрыл заседание. И тут началось нечто невообразимое.
Публика перескакивала через загородку, взбиралась на столы и скамьи, кто-то подпалил помост для обвиняемых. Во главе озверевшей толпы были Орбайс и Цурлино.
— Этот чертов старикашка просто издевается над нами! — истерически вопил Главный церемониймейстер. — Он или садист, или паяц!
Взбешенные зрители сволокли Пруденцу с его судейского кресла и потащили по улицам во дворец Великого герцога.
