В столице Миолии, на перекрестке улиц Аустерлица и Ватерлоо, регулировщик Журини задержал на левой стороне гражданина Сканку Канклера.
— Вы переходили улицу на красный свет и тем самым нарушили правила! — И вынул свой блокнот.
Сканка Канклер повернулся и указал на светофор.
— Ничего подобного! Свет зеленый! Граждане, будьте свидетелями.
— Но вы перешли улицу на красный! — настаивал полицейский.
— Я перешел сейчас, а не прежде!
— Если сейчас, то посмотрите, свет-то красный! — торжествующе воскликнул полицейский, тоже указывая на светофор. — Граждане, засвидетельствуйте.
— По правде говоря, — заявил господин с окладистой бородой, — сейчас свет желтый.
— Видите?! — обрадовался Сканка. — Свидетель утверждает, что свет желтый.
— Но, когда вы переходили, он был красный!
— А по-моему, зеленый.
— Ваше мнение меня не интересует, — теряя терпение, отрезал Журини. — Я при исполнении.
— Ну и что? Полицейский при исполнении вполне может быть дальтоником.
— Не забывайтесь!
— А что я такого сказал?
— Вы употребляете недопустимые выражения. Граждане, будьте свидетелями.
— Но это же термин.
— А что он означает?
— Недостаток зрения.
— Значит, по-вашему, у меня больные глаза?! Гнусная клевета! — с угрозой воскликнул Журини.
— Почему клевета? Я же только сказал, что такое возможно. Разве это преступление — быть дальтоником?
— К вашему сведению, я абсолютно здоров — с тысячи метров в муху попаду. Вы хотите подмочить мою репутацию!
Вокруг уже собралась толпа. Народ от души веселился, а на проезжей части тем временем образовалась пробка. Светофор работал нормально, но никто уже не обращал на него внимания. Регулировщик Журини был поглощен спором со Сканкой Канклером.
— До свиданья, — сказал Сканка. — Я тороплюсь.
— Сначала сообщите свои данные.
— А вы прежде наденьте белые перчатки.
— Зачем?
— Так предписано правилами.
Толпа прибывала. Многие водители, остановив машины на обочине, подходили узнать, что происходит. Движение на главном перекрестке города, там, где улица Аустерлица пересекает улицу Ватерлоо, совершенно застопорилось.
— Следуйте за мной в участок, — сказал полицейский Журини.
— Я буду жаловаться.
— Тогда пойдемте сразу в суд!
— Нет, к Великому герцогу.
Стоявший с краю человек спросил соседа:
— Это что, политический спор?
— Похоже.
— Он из Новых?
— Да нет, из Старых.
— Тогда смерть им!
— Кому, Старым или Новым?
— По мне, так все равно.
— Но ведь свое-то мнение надо иметь.
— А вы сами за кого?
— Я благонамеренный гражданин.
— Я тоже!
Теперь уже полгорода скопилось на перекрестке, и ни туда, ни сюда. Подходившие сзади напирали на стоявших у перекрестка, а передние стремились выбраться из толпы, и в результате никто не двигался. С большим трудом вперед протиснулся барон Орбайс, Главный церемониймейстер — его машина тоже попала в затор.
— Прикажите очистить перекресток, — взмолился кто-то из горожан. — Мы тут задохнемся.
— Спокойно, спокойно! — ответил Орбайс. — Я не уполномочен. Надо сделать запрос в Парламенте!
— А может, лучше запросить народ, он весь тут собрался!
— Это не предусмотрено законом.
К Орбайсу из людского месива пробился граф Цурлино, Главный камергер. Он еле держался на ногах.
— Барон, барон, — прошептал он, — это бунт.
— Скорее, просто митинг.
— А в чем причина волнений?
— Думаю, высокие цены на хлеб.
— Давайте сообщим, что цены будут понижены, только бы они разошлись. Ведь дышать невозможно.
— Я и сам буквально задыхаюсь. Но нельзя. Решение принимает Парламент.
— Мы здесь долго не протянем.
— Отпустите нас, — крикнул кто-то из толпы.
— Да кто вас держит? — пробурчал барон Орбайс. — Но подайте сначала письменное прошение.
Людское море уже подступило к стенам домов и черной громадой закрывало обе длиннющие улицы. Журини и Сканка, очутившиеся в самом центре этого чудовищного людского сборища, от ужаса затаили дыхание.
— Простите, барон, — обратился к Орбайсу Цурлино. — Не будете ли вы столь любезны почесать мне нос? Я даже рукой пошевелить не могу.
— Я хотел просить вас о том же одолжении, — вздохнув, ответил Орбайс. — Мы тут все как сельди в бочке!
— Но не может же это продолжаться вечно?!
— Ну, как сказать. У нас с вами в запасе уйма времени.
— Да, но они нас раздавят.
— Никогда, граф!
— Почему вы так уверены, дорогой барон?
— Слишком уж они боятся.
— Чего?
— Всего. И потом, разве вы не видите, дорогой граф, у них ни руки, ни мозги не работают. Собственно, они даже рады оставаться огромной безмолвной толпой. Смотрите! Многие уже спят стоя, как лошади. Что ж, тем лучше.
И в самом деле, благонамеренные граждане постепенно начали привыкать к столь необычной ситуации. И никто не отважился спросить, почему все сбились в кучу. Лишь светофор продолжал ритмично ронять слезу за слезой: красную, зеленую, желтую.