Рассказы о Вадике и Жене - [24]

Раскрасневшийся, возбужденный Вадик, стоя рядом с Женей на вершине холма, пренебрежительно, немного свысока махнул рукой: идите, мол, мигом догоним. «Тоже мне, лыжник… Корова на льду!» Вадик не мог забыть обиды, нанесенной Валькой Жене Рузиной.

— Струсишь? Скажи, испугаешься? — говорил Вадик Жене, указывая взглядом на обрывистый спуск, стремительно убегавший с холма прямо в широкий овраг. — Ну, как?

Женя явно колебалась. Она не говорила «боюсь», сказать об этом гордость бы не позволила. Она просто советовала бросить ненужную затею: слишком круто, место незнакомое, ребята ушли… Женя считала своим долгом остерегать Вадика от неразумных поступков. Впрочем, Вадик был сам себе голова.

Над горизонтом медленно подымалась молочно-белая полоса. Край солнечного диска опустился в туман, расплылся, словно увяз в нем.

— У-ух! — негромко воскликнул Вадик и, присев, ринулся вниз.

Было такое сладкое и немножко жуткое ощущение, словно он оторвался от земли. Свист, шорох, потрескивание в ушах создавали впечатление полета. В том месте, где спуск кончался, Вадика резко подбросило, дернуло в бок, но он, вовремя царапнув снег палкой, удержался на логах, победно выпрямился и сноровисто сделал замысловатый разворот.

В этот миг он увидел мчавшуюся с горы фигуру в красном свитере. «Женя все-таки смелая, — с уважением, с нежностью подумал он. — Славная, хорошая».

Внезапно красный свитер взметнуло вверх, как на трамплине, потом бросило в сторону, перевернуло, и он исчез в заклубившейся снежной пыли.

— А-а! — услышал Вадик короткий стон.

Когда он подбежал к подножию горы, Женя поднялась на одно колено. Она была в снегу, лишь на лице снег растаял; по щекам скользили капли: и вода и слезы вместе. Пытаясь встать на ноги, она вскрикнула, свалилась на бок.

— Я ногу сломала, — проговорила она дрожащим шепотом, кривя и кусая губы.

— Что ты болтаешь! Покажи, где болит. — Вадик приподнял ее. — Колено? Вывих или, скорее всего, растяжение, — сказал Вадик. — Смотри, лыжина пополам!

Женя вновь заплакала. Не унималась резь в коленке и было очень жаль великолепные лыжи, подаренные мамой к дню рождения.

Идти Женя не могла. Что делать? В душе Вадика шевельнулось запоздалое раскаяние: «Дернуло же меня подначивать…»

— Спокойно! Жди здесь. Я мигом слетаю за ребятами.

Через полминуты он уже карабкался в гору, размашисто действуя палками. Ноги отяжелели, рубашка липла к вспотевшей спине. Но он не позволял себе медлить, не сбавляя темпа, шел и шел вверх.

Но поспешность не доводит до добра. Зацепив лыжей о лыжу, он грохнулся в снег. «Дыхание сорвал, силы растратил», — сердито подумал он. Отдохнув: немного, пошел спокойнее, размереннее. «Эх, жаль, лучше бы объехать горку, не в лоб брать», — опять упрекнул он себя, чувствуя, что теряет уверенность в движениях.

Последние метры показались особенно длинными. Вадик заботился об одном: не упасть, не скатиться вниз!

Одолев подъем, он вытер рукавом пот с лица, чтобы увидеть ребят, позвать или догнать их.

Ребят не было…..

Напрасно он вновь и вновь всматривался вдаль: рассмотреть что-нибудь мешала серая пелена белесого тумана, повисшая над землей.

На западе тускло просвечивали желтоватые полосы; они быстро блекли, затухали. Становилось сумеречно.

Вадик стоял неподвижно, навалившись всем телом на палки. Он раздумывал. Он переживал минуту смутной тревоги и нерешительности.

Крик, в котором слышались страх и призыв, отчаянный крик заставил его встрепенуться. Это кричала Женя. У Вадика мгновенно возникла мысль: «Волки!» Он тут же ее отверг, но зябкая, непрошенная дрожь успела пробежать по спине. Рука невольно потянулась к карману, в котором лежал складной нож.

Повернувшись, он не поехал прямо вниз: можно было запросто налететь на дерево; куда вернее спускаться не торопясь, осторожно лавируя между елками.

— Женя-а-а… Иду!

Звук собственного голоса вернул уверенность. Сознание, что Женя нуждалась в помощи и защите, прибавило сил.

А она стояла на одном колене, смотрела ему навстречу расширенными, сухими глазами.

— Там, за деревьями, что-то шуршит, — прошептала она.

«Неужели волки крадутся?» — снова подумал Вадик и чутко, напряженно прислушался.

Стояла мертвая тишь.

— Глупости, — нарочно громко ответил Вадик, вытащив на всякий случай складной нож. Сердце билось тревожно, однако он и вида не подавал.

У Вадика нашелся сахар, у Жени — бутерброды. Они принялись жевать промерзший хлеб с жестким сыром. Бутерброды были кстати: хотелось есть; кроме того, Вадику надо было выиграть время, наметить план действий. Вадик уже сообразил, что они копали в беду и что в этом виноват один он. «А что бы Костя Криволапое стал делать?»

— Ребята ушли? — спросила Женя, тревожно вздохнув. — А ты… ты не бросишь меня, Вадик? — В ее вопросе чувствовался страх.

— Тоже сказала! — Он сердито сверкнул глазами. — И думать не смей.

— Одной жутковато. А с тобой почти что совсем не страшно!

Решили не подыматься в гору, а обходить холмы низом. Сломанные Женины лыжи оставили воткнутыми и снег — ориентир, если бы вернулись ребята на поиски. А палки? Новенькие бамбуковые палки было жаль — их прихватили с собой.