Рассказы о рыбалке - [27]

«Эк меня разморило!» — подумал Васильич и с борта лодки плюхнулся в воду. В июльской воде было, конечно, не в пример приятнее, чем на раскаленной лодке, но освежила она Васильича не сразу — тоже была теплой.

Васильич несколько раз провентилировал легкие и нырнул на глубину. На шестиметровой глубине было значительно прохладней — сказывалось действие подводных родников, выходивших в этом месте.

Васильич рассчитывал побыть в «холодильнике» с минуту, чтобы дать хорошенько остыть разгоряченному телу, но внезапно ему на ум пришла приснившаяся русалка, на глубине стало неуютно, и пловец поспешил наверх, к свету.

Подобные страхи Васильич испытывал на Черном море, где в составе бригады морской пехоты проходил срочную двухгодичную службу.

Тогда, за много лет до своей нынешней жизни, Васильич ничего, как ему тогда казалось, не боялся. Наверное, ему было просто нечего терять: родителей он даже не помнил, а с девушкой своей накануне призыва предпочел расстаться, чтобы не мучиться невозможностью встречи вдалеке от любимого человека, распаляя страсть частыми письмами.

Почти два года Васильич тянул нелегкую морпеховскую лямку, и думал, что ничего не боится: ни прыжков с парашюта, ни глубоководных погружений. И тут его угораздило прочесть роман Бенчли «Челюсти», в котором живописалось, как кровожадная акула жрет все, вернее — всех, подряд.

С той поры во время погружений в черноморские глубины Васильичу представлялось, как за ним наблюдает огромная белая акула, славящаяся своим прозвищем «людоед». Васильичу погружения, понятное дело, разонравились.

Конечно, он прекрасно знал, что в Черном море акулы-людоеды не водятся, но почему бы им не попасть в него из моря Средиземного через Босфорский пролив? Чушь, разумеется, полная, но отвязаться от нее было не так то и легко.

Вот и сейчас, невдалеке от днепровского села Нововоронцовка, Васильичу на дне одной из безымянных проток стало не по себе. Хотя в русалок, наяд, нимф и прочих обольстительниц нечеловеческого происхождения он не верил.

«Перегрелся на солнце», — поставил себе диагноз Васильич и, снявшись с якоря, погреб к дому. Обычно рыбу он предпочитал чистить на реке, чтобы не тащить неудобную работу в дом, выбирая в качестве «кухни» какой-нибудь небольшой островок.

Поступил так и в этот раз, направив свою лодчонку в небольшую бухточку с приветливым песчаным берегом.

Чистить и потрошить живую рыбу Васильичу претило, и перед обработкой, он усыплял добычу ударом рукоятки тяжелого ножа. За этим жестоким занятием и застал его женский голос.

— И что вы потом с этой бедной рыбой будете делать?

Васильич обернулся и обомлел: на него, улыбаясь во все свои 32 жемчужных зуба, смотрела русалка из его сегодняшнего сна: длинные влажные волосы, струясь, доходили до пояса, а на том месте, где у порядочной земной девушки должна быть верхняя часть купальника, как и полагается русалке, одежды не было.… Только стояла эта русалка не на одном рыбьем чешуйчатом хвосте, а на двух стройных загорелых ногах. Васильича от такого зрелища «замкнуло», и незнакомке пришлось повторить свой вопрос:

— Ну и что вы с этой рыбой сделаете?

— Вы не поверите: зажарю и съем! — наконец вымолвил Васильич и сразу отвернулся, не то, проявляя деликатность, не то, стесняясь вида девушки.

— Бедные рыбы! И такие маленькие, им никогда не стать папами и мамами! — вздохнуло прелестное создание.

Васильича задело за живое:

— Ну, во-первых, эти судаки уже были папами и мамами, и для этого вида рыба весом в пятьсот граммов вполне кондиционный экземпляр.

— А-во-вто-рых? — растягивая слова на манер учительницы начальных классов, подсказала наяда.

— А во-вторых, сегодня просто неудачный день.

— Это потому, что встретились со мной? — улыбнулась нимфа.

Васильич не нашелся, что ответить и, боясь, что пауза затянется, брякнул:

— Ага, баба на рыбалке — уловы жалки!

«Ну, все, — подумал Васильич, — сейчас этот эталон красоты развернется и больше я его никогда не увижу».

Но девушка не ушла, а поддержала тему:

— А еще отсталые люди говорят, что баба на корабле — к беде, и что курица — не птица, а женщина — не человек!

— Извините, я не хотел вас обидеть. Наверное, одичал на природе…

— А я думала, что природа настраивает человека на возвышенный лад, делает его добрее?

«Ничего себе — штучка, — поразился Васильич, — обычно красивые женщины глупы как пробки, справедливо считая, что для устройства в жизни им кроме красоты ничего больше не надо. А здесь — красива как богиня и с мыслями в голове — занятно!»

Васильич внутренне подобрался:

— Природа делает человека таким, какой он есть на самом деле, убирает всю чепуху, наносное соскабливает.

— Да-да, это из школьной программы: сочинение на тему «О чем думал Андрей Болконский, лежа под небом Аустерлица».

— Наверное, вы недавно окончили школу, леди, я «Войны и мира» совершенно не помню.

— А вы, наверное, хотели раззадорить меня, а сказали, сами того не желая, комплимент — школу я закончила давно, просто пример хрестоматийный, в память врезался.

Разговор завязался интересный, затрагивающий близкую Васильичу тему природы и отношения человека к ней, но рыба была почищена (ну почему он не поймал сегодня больше?) и повода оставаться на островке у Васильича не было. Ну, в самом деле, не стоять же без повода и разглядывать полуголую собеседницу! Для того чтобы переложить ответственность за расставание на девушку, Васильич вдруг спросил: